Александр Шатилов
Как Николай Иванович купил кровать
На свете существует много разных видов кроватей. За всю свою историю человечество изобрело немало способов хорошенько выспаться, отоспаться, проспаться, проспать и даже переспать со вкусом, с чувством, с удобством, а некоторые особо пытливые умы нашли способ как это сделать с пользой. Конечно, были люди, которые спали на полу, на стуле, на кресле, стоя, вися в воздухе и даже за рулём, но последнее длилось, как правило, недолго. Вообще человеку всегда хочется спать, особенно если он этим давно не занимался, и для подобного времяпрепровождения требуются современным членам продвинутого, как это теперь принято говорить, общества не что иное, как кровати. Они же бывают деревянными, коваными, каркасными, узкими, широкими, двухуровневыми, двуспальными, двухуровневыми и двуспальными, детскими, не совсем детскими, раскладными, складными, креслами и, я не побоюсь этого слова, даже диванами.
Как водится у людей, у Николая Ивановича тоже была кровать. Подобные образцы ещё встречаются порой в старых больницах, музеях и на крупнейших мусорных полигонах. Прабабушкино наследство представляло собой весьма неустойчивую конструкцию четырёх ножек и невероятного количества дощечек, проволочек, пружин, реек, направляющих, болтов и даже гвоздей. При особом желании из кровати можно было сконструировать всё что угодно, включая автомобиль и даже вертолёт, ведь у кровати к ножкам было привинчены колёсики, однако всего три. Возможно, четвёртое колесо было специально отодрано, дабы чудо-койка сама ночью не укатила за тридевять земель, увезя мирно спящего на ней человека в какую-нибудь Швейцарию. Правда норовистая кровать и на трёх колёсах успешно путешествовала по всей комнате и периодически выбиралась в коридор, хотя как она это делала, оставалось загадкой, хотя бы потому, что старые колёсики вообще не крутились.
Вечером, приходя домой с работы, Николай Иванович плотно ужинал, и, поймав трёхколёсную проказницу у стенки, садился на неё, продавливая пружинно-проволочную сетку с матрасом до самого пола, при этом извлекая гамму звуков, похожую на переливы целого духового оркестра впервые взявшего инструменты в руки. Вполне возможно, что среди предков кровати были гамаки, ибо она принимала форму любого предмета, попадавшего на её поверхности, и очень часто этим предметом становился сам Николай Иванович. И вот, когда приходило время сна, хозяин уникальной акустической системы погружался в неё как в ванну, и, боясь пошевелиться, точно и в самом деле мог что-то расплескать, заставлял себя заснуть, считая овец, пружины под позвоночником, трещины в штукатурке на потолке, разбитые чашки соседей сверху, ну или на худой конец дни до зарплаты, что усыпляло быстрее всего. Но когда он всё же засыпал, его больше ничто не тревожило, в отличие от несчастных соседей Николая Ивановича. Им доставалась роль слушателей восьмичасовой симфонии, главным инструментом которой была дребезжащая кровать, а солировал сам Николай Иванович, обладатель мощного храпа, тембром не выше баритона. Необыкновенный концерт звучал сладкими переливами сопения, кряхтения, рычания, дребезга, лязга, скрежета, а в особенно напряжённых моментах слышался мощный грохот чего-то с силой ударяющегося об пол. Мелодия, увы, не радовала разнообразием мотивов, поэтому данное произведение жильцы нижних, боковых и даже верхних квартир знали наизусть и почитали его народным. И утро в доме, на который к слову строители пожалели когда-то денег и материалов, было всегда добрым, потому что грохот затихал и можно было поспать в тишине ещё пять минут.
Само собой, Николаю Ивановичу все желали крепкого здоровья и успехов на работе, чтобы тот стал успешнее и богаче, и наконец (в лицо, конечно, это говорить стеснялись) купил себе новую кровать, а лучше квартиру. История ещё не знала примера такой доброжелательности, с которой относились соседи к этому господину. А скромный застенчивый Николай Иванович отвечал каждую ночь вопиющей неблагодарностью децибел в сто пятьдесят, а то и больше. Да и как на грех, сон у злосчастного соседа был отличный, и поворочаться в бессознательном состоянии он был мастер.
Наконец у одной их самых интеллигентных жительниц подъезда, в котором жил наш герой, не выдержали нервы, и она взяла трубку телефона и позвонила. Да, именно позвонила, и не куда-нибудь, а именно начальнику фирмы, в которой работал Николай Иванович. Начальник привык слушать всё: от угроз и шантажа до самых грязных ругательств, но когда плачущий женский голос в трубке сказал, что Николай Иванович лучший его сотрудник, самый опытный, самый ценный и самый надёжный, и ему срочно необходимо выдать повышенную премию, тут серьёзному солидному человеку стало не по себе. Он привык, что его фирму хотят закрыть, что на него жалуются, что жалуются на всех его сотрудников, включая уборщиц, даже тех, кого он уволил ещё год назад, но чтобы так открыто требовали поощрить человека… Нет, этого не могло быть, потому что не могло быть никогда! «Наверное, телефонный хулиган или галлюцинация», — решил начальник и повесил трубку. Но когда хулиганская галлюцинация повторилась пять раз и разными голосами, начальнику ничего не оставалось, кроме как принять успокоительных капель, вызвать к себе Николая Ивановича и отсчитать ему положенную премию в повышенном размере.