-Только не под холодную воду, волдыри пойдут.
Он быстро и ловко достал из морозилки коробочку со льдом, вытряхнул на кухонное полотенце несколько кубиков и приложил к моей руке.
- Держите, вот так. Я сейчас.
Огляделся, выудил из ящика под столом картофелину, снял с гвоздика возле окна терку и сноровисто натер картофелину.
Финальный штрих - он аккуратно, но быстро выложил кашицу на мой ожог.
- Вот теперь волдырей не будет точно.
- Спасибо, Лан.... то есть, Андрей.
- Да не мучайтесь, - он улыбнулся, - я в курсе какая у меня кличка. Это еще ничего. Могли ведь и похлеще обозвать. Кикимором каким- нибудь.
Он вдруг скорчил потешную мину: высунул язык почти до подбородка, закатил глаза и одновременно сморщил нос. Я расхохоталась.
- Вот теперь вам точно легче, - улыбнулся он. - Дайте -ка посмотрю.
Он склонился над моей ладонью и осторожно сдвинул картофельную кашицу, рассматривая ожог. Я почувствовала аромат его волос, одеколона. Это было странно - чувствовать так близко чужого мужчину, а не мужа, пусть бывшего, но привычного. Ланфрен прикоснулся губами к моей ладони и прошептал:
- Теперь все точно заживет до свадьбы.
И вдруг я почувствовала, что мне совсем не хочется отнимать руку. А хочется, наоборот, стоять так до утра.
Я чувствовала себя как Глупец на карте Таро, у которого одна нога занесена над пропастью. Секунда - и он сорвется вниз.
Я также стояла над пропастью. Я чувствовала как под ногами осыпаются камешки, а сердце уже ухнуло в бездну. Еще шаг, еще одна минута поцелуя - и возврата не будет.
От полета в пропасть меня спасла Оля. Она зашла на кухню со стопкой тарелок, замерла на пороге, метнулась обратно в коридор и оттуда смущенно забормотала:
- Ой, извините. Я тут просто хотела тарелки... прошу прощения.
Мы с Ланфреном отодвинулись друг от друга. Возникла неловкая пауза.
- Картошка, - я протянула руки к кастрюле.
- Нет уж, позволь... гхм....те, я сам, - он взял кухонное полотенце, обмотал им кастрюлю, перебросил картошку на тарелку и понес ее в комнату.
Я пошла за ним, на ходу поправляя волосы.
А в комнате нас ждала картина маслом: мои девчонки, мои такие разные по характеру подруги сидели в ряд на диване, как вороны на жёрдочке, в одной позе: нога на ногу, руки скрещены на груди. Рая - кругленькая, уютно-сдобная, с полными, но ловкими руками, которые без конца солили и мариновали все, до чего могли дотянуться, без устали месили тесто, штопали, гладили, драили и раскладывали по бессчётным контейнерам: для дома, для родни и подруг, на работу, в школу, в дорогу.
Оля - полная противоположность Раи: худенькая, с торчащими ключицами и острыми коленками, курносая и вихрастая, с коротко стриженной по-пацански головой, что под завязку была набита умными книжками и не всегда полезной премудростью. Оля могла до винтика разобрать, а затем собрать компьютер, знала как устроена Вселенная и что такое синхрофазотрон, но при этом полностью сжигала всю кухню при попытке пожарить яичницу.
И Алла - наша домашняя пантера, всегда готовая к прыжку. Фигура - песочные часы: широкие бедра, большая грудь, черная смоляная грива и огромные зеленые глаза. Львица-тигрица. Ким Кардашьян местного разлива. Подобные сравнения Аллу всегда обижали.
- Еще неизвестно, у кого дженифер попес кардашьянистее! – возмущено бурчала она, встряхивая гривой.
И вот три мои разные подруги сидели на диване не только в одной и той же позе, но с одним на всю троицу выражением лица: играем свадебку, ребята!
Ланфрен поставил картошку на стол. А я вдруг вспомнила, что до сих пор не открыла его подарок. Ужасно неприлично! Не понимаю, как я могла о нем забыть!
Бормоча извинения, я открыла алую бумажную сумочку и вытащила оттуда коробочку, завёрнутую в подарочную бумагу с лентой и цветком, и конверт. Аккуратно сняв бумагу с коробочки, я ахнула: на ладонь лег фиолетовый флакон, который я бы узнала из сотен других: фиолетовый "Пуазон", мои любимые духи.
- Быть не может! – ахнула я. - Но как вы узнали?
Унюхать их от меня он никак не мог. Последние запасы давно закончились. Позволить себе такой дорогой парфюм я не могла. Муж, который раньше баловал меня на Новый год и восьмое марта, ушел. Осталась только пустая бутылочка на трюмо. Из нее еще не до конца выветрился аромат и иногда я вздыхала его, чтобы поднять себе настроение. Хотя эффект получался прямо противоположный. Пустые бутылочки, полувыветрившийся аромат былых подарков - это и есть женское одиночество. Капельки былого счастья. Мужчины отсчитывают одинокие годы по календарю, а женщины по засохшим цветам между книжными страницами, старым открыткам, которые когда-то были вложены в шикарные букеты и пустым флаконам из-под любимых духов.
Неужели Ланфрен кого-то тихо расспрашивал о моих предпочтениях?
- Я догадался, - улыбнулся он.- Сначала я спросил у знатоков, какие духи может любить женщина, обожающая французские фильмы 70-80-х годов. Мне ответили: "Шанель", "Пуазон", "Марина де Бурбон". А ведь женщины выбирают духи похожие на них самих. Для "Марины де Бурбон" вы слишком молоды. "Шанель" не подходит вам по характеру: это коварный запах, аромат роковых женщин.
- Да, такой больше подойдет мне, - вмешалась Алла.
И умолкла, получив ощутимый пинок от округлого, но крепкого Раиного локтя.
Ланфрен рассмеялся и продолжил:
- К тому же "Марина де Бурбон" немного искусственна, это совсем не ваше А "Пуазон", как мне объясняли люди, знающие толк в духах - это аромат женщин, в которых скрыто много возможностей, но они об этом подчас и не догадываются.
- Спасибо! - смущено сказала я.
Всегда смущаюсь, когда меня хвалят.
- Вот уж порадовали так порадовали! – я погладила заветный флакон.
- Это не все. Откройте конверт. Главный подарок - там.