Но хотя бы в одном мы сэкономили время, деньги и силы. Нам не пришлось искать зал торжеств. Владелец ресторана, в котором работал Лучано, в знак дружбы и особого расположения, предоставил для свадьбы свой роскошный особняк на Рублёвке. В качестве основного зала был выбран гигантских размеров застеклённый зимний сад, который опоясывал весь особняк. Хозяин этого, фактически, замка даже сам оплатил невероятное количество цветов для украшения зимнего сада. И это не считая того, что сам сад был украшен такими дивными растениями, что одни только их названия переносили любого, кто их впервые услышал, в чудесные волшебные страны, точно не располагающиеся на нашей матушке Земле.
Наконец, наступил день свадьбы. Вся наша дружная компания стояла у входа в зимний сад, встречая гостей, позади жениха и невесты. Посреди зала была установлена арка из живых цветов, под которой регистратор ЗАГСа - солидная дама с трёслойной башней вместо причёски и профессиональным радостно-идиотским выражением лица, репетировала речь о тихой лодке семейной жизни в бурных водах жизни.
А за стеклянной стеной цветочного рая бушевала метель. И гости в шикарных шубах бегом преодолевали расстояние от роскошных машин до зимнего сада.
Рядом с женихом и невестой стояли родители Лучано. Мать Лучано - невысокая, сухопарая, вся в чёрном, словно в трауре по сыну, сгинувшему, как в Сибири, в русских объятиях, она якобы радушно улыбалась, принимая поздравления. Но в тёмно-карих, почти чёрных, глазах застыл немой вопрос:
- Мадонна, за что? Разве не молилась я днями и ночами о хорошей невестке? А вместо этого получила какую-то дикую девицу, такую же неистовую, как их русская зима! Разве не постилась я, когда нужно и не жертвовала на церкви и бедняков? За что же ты наказываешь меня?
Алка, встречаясь взглядом с без пяти минут свекровью, кротко моргала, словно овечка на лугу, и смирено опускала глазки.
- Ал, чего-то ты такая тихая? – шёпотом спросила я. – Я прям пугаюсь!
- Тихо! – процедила Алка сквозь зубы. – Не трогай меня, когда я стою в образе непорочной невесты.
- А мамаша евойная знает, что ты вроде как не совсем непорочная? – шёпотом вступила в беседу Рая.
- Не знаю точно, но думаю, что да, - Алка в очередной раз бросила на свекровь полный смирения взгляд. – Я когда из дома выходила, Лучик сразу бросался своим звонить. А я на лестничной клетке подслушивала. Но они, заразы, с такой сверхкосмической скоростью шпарили, что я половину не понимала. Я так быстро не могу! А когда удавалось ещё и подглядеть, засекла, что Лучик так руками размахивает, что аж сквозняком шторы в окно выносит. Ветряки отдыхают!
Зато отец Лучано был полной противоположностью супруги. Вывалившись из машины прямо в снег, он зачерпнул полную пригорошню из сугроба, радостно растёр лицо, принял из рук будущей невестки стопарик водки, лихо опрокинул в рот и с удовольствием закусил тарталеткой с красной икрой. А потом принялся лобызать невесту, да с таким усердием, что Лучано пришлось буквально силой отдирать не по летам резвого папашу от без пяти минут жены.
Папаша вошёл в раж и перецеловал меня, Олю и Раю под предлогом того, что все мы одна ла фамилия, то есть семья. Раю он целовал особенно усердно, оглаживая её круглый аппетитный локоток. Причём сначала он её поцеловал, потом чмокнул меня, Олю, а потом снова вернулся к Рае.
- Не распробовал, видать, Райку с первого раза, - шёпотом сказала мне Алла.
- Да нет,- ответила я. - После Олькиных костей его на Райкину ветчину потянуло, - ответила я. - Зато сразу видно, в кого твой Лучано такой жизнерадостный. Слава богу - не в мамашку пошёл.
- Ага, - подтвердила Алла. - Видала, как она на меня зырит? Сейчас сожрёт!
- Да подавится, - отмахнулась я. - Ты ещё и не таких до косточек обгладывала.
Последним прибыл тамада - знаменитый актёр Митрос Офигиев. Его обычный гонорар за проведение торжества Алка с Лучано в жизни бы не потянули. Но, к счастью, любимец публики обожал вкусно поесть, а вот платить наличными, как простые смертные, терпеть не мог. Поэтому предпочитал оплачивать счета натурой, то есть проведением свадеб и корпоративов.
Доведя молодых до арки с цветами, Офигиев начал церемонию. То ли он уже успел принять на грудь, то ли искренне не понимал, что виновники торжества все-таки жених и невеста, а не его царственная персона. Он затянул длинную речь, из которой нам стало понятно, что лицезреть его вблизи – это такое огромное и пронзительное счастье, что большего уже и не требуется. Алла, у которой с утра кружилась голова, незаметно опёрлась о Лучано, пережидая словесное извержение. Лучано нервно смыкал галстук-бабочку. Его мама про себя молилась, сжимая изящные серебряные чётки и шевеля губами, а папаша хлобыстнул очередную рюмаху, и, забыв, что церемония ещё не закончилась, попытался пригласить Раю танцевать.