- Упс – я снова спасла мир!
И длинными ногами оплести ракетные установки, не давая им выстрелить? Или голой лежать на столе в генштабе, отвлекая генералов от разработки стратегических планов? А может, едкой кислотой гламура в глаза врагу плеснуть?
Сережа похудел без моих котлет, и ему это идет, но вместе с тем, он как-то поблек что ли? Полинял весь, как мой застиранный халатик в цветочках, в котором я ему эти чёртовы котлеты жарила. У моего бывшего появились новые жесты: нервные, дерганые, порывистые. И он снова начал курить. Хотя до этого лет пять как бросил.
Наша дочка Настенька выслушала его молча. Начал Сережа за здравие: мол, будет приезжать, звонить, подарки слать. А потом под пристальным взглядом девятилетнего ребенка как-то сдулся весь, покраснел, принялся шарить по карманам в поисках сигарет, которые в машине остались. А Настенька – моя доченька, вся в меня. Она его выслушала, до конца, не перебивая. А потом спросила:
- Папа, когда ты домой вернешься?
Сережа вздрогнул, как от выстрела. Беспомощно посмотрел на меня. Я отвернулась и закрыла глаза. Не оттого, что сказать нечего было. Было – да еще и как! Только не при ребенке, конечно. А оттого, что захотелось мне со всего размаху влепить ему пощечину. Такую, чтобы на спину упал и ногами накрылся, как в дочкиных мультиках.
- Настена, - Сережа попытался неловко и неумело ее обнять. – Я тебя потом к себе заберу, если все срастётся.
- Не заберешь! – звонко выкрикнула Настенька, уворачиваясь от его объятий. - Я маму не брошу! Никогда! Уходи! Ты нам не нужен!
Настенька бросилась в свою комнату и хлопнула дверью так, что старенькая дверная ручка едва не оторвалась.
- Настёна! - Сережа бросился за ней.
Но я перехватила его за руку, из всех сил сжимая запястье. Сережа с удивлением посмотрел на меня. За десять лет семейной жизни я никогда себе такого не позволяла.
-Уходи, Сережа! По-хорошему тебя прошу! Уходи! Иначе…
- Иначе что? – медленно спросил он.
- Иначе я за себя не ручаюсь, - твердо сказала я. – Мне ты всю жизнь – переломал – чёрт со мной. Я и без тебя прекрасно справляюсь. Свет на тебе клином не сошелся. Но ребенка обижать не дам. Уходи, Сергей! Богом тебя прошу: уходи!
Он посмотрел на меня так, словно видел в первый раз. Медленно направился к двери, чуть замешкался на пороге, обернулся и тихо сказал.
- А ты изменилась. Сильно изменилась, Катя.
-А ты как думал, Сережа? С волками жить – по-волчьи выть.
Едва за ним захлопнулась дверь, я бросилась в комнату Настеньки. Она плакала на диване, обняв двумя руками огромного плюшевого медведя. Что можно сказать девятилетнему ребенку, когда хороших новостей нет?
Я взяла со спинки дивана пушистый плед, устроилась рядом с ней, накрыла нас обеих и медведя. Крепко обняла ее и прошептала:
- Ну что ты, моя хорошая? Не нужно плакать. А мы вот сейчас с тобой чаю попьем с пирогом. У нас в холодильнике бабушкин яблочный пирог, вкуснючий! Мммм… - я закатила глаза в предвкушении удовольствия.
- Не хочу пирога, - всхлипнула дочка. – Хочу, чтобы все было как раньше.
У меня сердце зашлось и я крепче к ней прижалась.
- Посмотри на меня, мое солнышко!
Настенька упрямо мотнула головой, продолжая прижиматься лицом к медведю.
- Послушай меня, - я погладила ее по шелковистым, пахнущим яблоками волосам. – Мы с тобой будем самыми счастливыми на свете. Я тебе обещаю!
- Как? – Настенька, наконец, оторвалась от медведя и повернулась ко мне, вытирая ладошками заплаканное лицо.
- А мы придумаем! Вот увидишь! Помнишь, как в первом классе мы с тобой придумали самый оригинальный карнавальный костюм на Новый год? Вот и со счастьем что-нибудь придумаем.
-Честное-пречестное? - улыбнулась дочка, хлюпнув носом.
- Честное-пречестное! – ответила я, прижимая ее к себе. –А теперь пойдем пить чай с пирогом. Вкусный пирог, да с душистым чаем, да под пушистым пледом – это первый шаг к счастью. Помнишь, как Элли дошла до Изумрудного Города? Кирпичик за кирпичиком, шаг за шагом по жёлтой дороге.