"От меня ушёл муж" – это не четыре слова. Это мокрые подушки, холодная постель, стыдливые подробности ночного женского жара, который начинается, когда не кому прижаться. "От меня ушёл муж" – это слезы дочери, жалостливые взгляды соседей и лживое сочувствие тех сотрудниц, которые это уже прошли.
Но в моём случае у всего этого было одно имя: Сергей.
Права была Оля: не он мне был родным, а Бабка-Ёжка. Но и не с ней я боролась, а с собой. Страх нового, ужас перед переменами камнем легли на ноги и тащили всё это время на дно. Для всех окружающих я стала блестящей и успешной, а внутри себя так и осталась замордованной котлетами Катей в цветастом халатике. И единственного человека, который понял меня, настоящую, и принял такую, как есть, я сама же вычеркнула из своей жизни полчаса назад. Таких идиоток, как я, нужно убивать при рождении, чтобы не мучились. Как в Спарте: когда слабых младенцев сбрасывали в пропасть.
Я повернулась и побежала прочь с перрона. Только бы не расплакаться на людях! Я подняла воротник пальто, закрывая лицо. Пробежала здание вокзала, выскочила на площадь. Метель совсем разбушевалась – белая стена накрыла город. Ветер завывал диким зверем. Как у Пушкина. К чёрту поэзию, песни и Пушкина тоже к чёрту! Пусть снег накроет всё. И прежде всего, моё сердце. Пусть оно заснёт до весны, как медведь в берлоге. До весны, которая никогда ко мне не придёт. Права тётя Клава, ой, как права! Я так и останусь одна.
Ослеплённая белым маревом метели, я остановилась, оглядываясь в поисках такси. Неловко повернулась, и… сломала каблук. Нога подвернулась. Я взмахнула руками, пытаясь поймать равновесие, не удержалась и шлёпнулась на попу прямо в сугроб.
Господи, сколько же можно? Из глаз хлынули слёзы. Не могу больше! Не могу!
- Хватит! – заорала я, заливаясь слезами, и с силой ударила обеими руками по сугробу. - Хватит! Довольно! Вся жизнь – как качели: вверх-вниз, в небо-в пропасть.
Мимо прошли, держась за руки, пожилые мужчина и женщина. Мужчина остановился, посмотрел сочувственно и сделал шаг мне навстречу. Но женщина, с опаской глядя на моё заплаканное лицо, схватила его за рукав и потянула прочь. Дожила! Меня боятся прохожие. Принимают за сумасшедшую. А как же иначе? Солидная тётенька сидит в снегу, рыдает, размазывая по лицу разноцветные потёки косметики, и кричит.
- Хватит! – прошептала я.
Кричать уже не было сил. В ответ ветер взвыл ещё громче. Я тихо плакала, сидя в сугробе. И мне было всё равно, что кто-то увидит.
- Встань, дорогая, ты же простудишься, - раздался сзади знакомый голос.
Меня обняли тёплые руки. Рядом со мной в сугроб уселся Ланфрен, забавно подогнув длинные ноги.
- Ну что ты? – он прижал меня к себе.
- Ты! – я не поверила своим глазам.
- Я! – просто и спокойно сказал он.
- Ты здесь? После того, что я тебе наговорила?
- А кто тебя слушал? У меня когда-то в Мексике был друг, который говорил: "Послушай женщину и сделай всё наоборот". Я это правило заучил наизусть. Он, кстати, был наркобарон. Это к вопросу о моей идеальности. А тут ты ещё выскочила на улицу, как ошпаренная. А я за тобой побежал, увидел, что ты поймала такси и поехал следом.
Боже, какая я идиотка! Бежать за мужчиной, который предал, который бросил и меня и дочку. И отталкивать того, кто рядом. Кто всегда готов прийти на помощь. Пора признаться самой себе: я боюсь того, что он лучше меня. Мне страшно, что в его руках я чувствую себя маленькой девочкой. Потому что привыкла наоборот – быть и мамкой, и нянькой, и жилеткой, и кухонным агрегатом. Ланфрен мог меня давно бросить, но не бросил. Покорно побежал за мной на вокзал. Вот кому нужно сказать:
- Не оставляй меня, любимый!
И только сейчас я поняла, что именно этого и хотела. Всегда хотела, просто путала, сама в себе разобраться не могла. Это необходимо сказать, потому что оно рвётся изнутри. Потому что "ему и небо по плечу, а я свободы не хочу".
Не хочу больше бороться, я уже победила. Сначала Бабку-Ёжку, без которой не изменила бы всю себя, не выучила бы язык, не познакомилась бы с Ланфреном и так и осталась бы в своём халатике. Потом победила свои страхи. А теперь прошлое. А за Ланфрена бороться не нужно. Он сам за меня борется. Как может. Но до конца.
- Не оставляй меня… - прошептала я.
- Что? Извини, не понял, – растерялся Ланфрен.