Недаром все иностранцы так хотят жениться на русских. Мы же не умеем не врастать. Почти не умеем. Нам только предстоит научиться у европеек и американок жить отстраненно, заниматься саморазвитием, и, прежде всего, думать о себе.
А мы привыкли - в омут с головой. Мы привыкли все на себе тащить.
Мы же на себе страну вывезли: революцию, коллективизацию, войну, перестройку.
В плуги вместо лошадей кто впрягался? Бабы русские. Бабушки наши. Мы их еще помним. И красивые, и ловкие, и умные, и ко всему привычные.
А в перестройку кто челночил? Опять бабы. Мужики-то многие подрастерялись. Новая страна, новая жизнь. А нам, бабам, теряться некогда было. Мы в политике не разумеем. Все по мелочи шуршим. Как взвалили на себя баулы клетчатые самопальные, так и рванули в Турцию за шмотками. А потом сами это шмотьё продавали на базарах рядом с поляками. Те реально шары выкатывали в удивлении. У них-то к нам с товаром сплошные мужики ездили. Лак для ногтей везли, трусики-недельки да лаки для волос.
Их панночки – все там Барбары Брыльские. На гитаре тренькали, мужа дожидаючись. А наши белье постирают, чтобы любезному, который на диване за судьбы Родины переживает, было, что надеть. Котлет наваляют с борщом, да еще компотика за десять минут перед отъездом наварят, как же без компотика-то? И в Стамбул.
Помню как моя мама, когда их НИИ в перестройку закрылся – я тогда совсем маленькая была, быстро переквалифицировалась в челночницу и начала мотаться в Турцию за товаром. Папа в том же НИИ работал. Он, оставшись без работы в развалившейся к чертям стране, залег дома на диван в депрессии, медленно переходящей в запой. А мама ничего, не растерялась. Баул в зубы – и в Стамбул.
Помню, как она стояла на кухне за пять минут до выхода, в пальто, с баулом в зубах и пробовала компотик: а не кисло ли? Может, сахарку сыпануть еще да прокипятить? А некогда кипятить. Турецкий султан с крошечной зачумленной швейной фабрики уже копытом в нетерпении бьет: когда там "Наташа" приедет их благосостояние поднимать? Могли бы и отблагодарить турки наших русских женщин, в центре Стамбула памятник клетчатому баулу поставить. Постамент из старого автобуса сделать. Сверху это клетчатое чудовище, а под ним наша русская женщина, полупридавленная, с волосами дыбом, глазами на лбу и пачкой долларов в зубах. И подпись: "Символ благосостояния Турции". И перед памятником фонтан, что слезами наших женщин наполнен.
Целые конторы пустовали из-за этой Турции. Хоть табличку вешай: "Райком закрыт. Все ушли на фронт в Стамбул".
И нас наши мамы также воспитали: все для мужа, а для себя ничего. А я свою дочку по-другому воспитывать буду. Пусть хоть она счастливой будет.
...Вечером мы праздновали мой день рождения. Алла приехала из Москвы, она всегда приезжала на наши дни рождения. Приехала не одна, а со свежеиспеченным другом сердца - Лучано, итальянским шеф-поваром крутого московского ресторана. Намерения у Алки были сами серьезные. Она собралась за повара замуж. Что думал об этом сам повар, мы так и не узнали, потому что был молчалив по натуре своей, несмотря на темперамент, прожил в Москве всего два месяца, едва говорил по-русски, и только счастливо улыбался, глядя на Аллу. Между собой парочка разговаривала на дикой смеси английского, итальянского и русского. Алла называла его Лучиком. Прозвище пришлось очень кстати – у него действительно была лучезарная улыбка.
- Алл, да у него в каждом городе вот такая Алла, - возмущалась Рая. – Ты совсем с ума сошла?
- Мне с ним что римского папу крестить? – беспечно отмахнулась Алка. – Махнем в Италию, с родней познакомлюсь, и начнётся у меня сплошная дольче вита мама миа!
- Я правильно, говорю? – обратилась Алка к итальянцу, - фамилия белиссимо ла дольче вита?
- Си! - расплылся в улыбке итальянец.
- Зато, девочки, он не жадный и покладистый. Верчу им, как хочу. Нашими так черта с два покрутишь. Они у нас гордые. А этих их фемины приучили: под каблук - и в стойло! Подарками меня завалил, и, главное, всегда готов голосонуть за мир.
Оля прыснула. Я едва не поперхнулась вином. А Рая озадаченно спросила:
-Это как? Что значит: голосовать за мир?
- Ну ты даешь, Райка! – возмутилась Алка. – Ты что не помнишь старый плакат, который напротив нашего детского садика висел? Мы же с воспитательницей выходили гулять и сразу в него утыкались.
- Он еще с советских времен висел, - подтвердила Оля.
- Да неправда! – возмутилась я. – Это его как повесили перед первой встречей Горбачева с Рейганом в восьмидесятях, так и висел потом много лет. На нем еще перечеркнутая ядерная боеголовка была нарисована.