– Как поживаете? – Барышня присела в торопливом реверансе, сопровождаемом улыбкой отчаяния.
Син с трудом подавил порыв послать ее к дьяволу.
– Прошу меня извинить, – ледяным тоном произнес он и собрался уже уйти…
– О, прошу, подождите! – Ручка девицы цепко сомкнулась на его локте.
Волна жара окатила Сина.
Он остановился как вкопанный, глядя сверху вниз на затянутую в перчатку ручку. Он ощутил это прикосновение сквозь три слоя ткани – так, словно эти пальчики коснулись его обнаженной кожи.
И вот он уже смотрит прямо в глаза девицы. А в них, ярко-синих, опушенных густыми черными ресницами, – то же потрясение, что и у него…
Она перевела взгляд на свою руку, затем вновь подняла глаза:
– Простите, но я не ожидала…
Личико незнакомки залил густой румянец, придав ему оттенок изысканной темной розы.
Интересно, а соски у нее такого же темно-розового цвета?..
Эта шокирующая мысль пронеслась в голове Сина так ярко, словно он произнес эти слова вслух. Барышня отдернула ручку – словно обожглась.
– Я не имела в виду… простите, но я… – Она судорожно сглотнула, вид у нее был разнесчастный.
Син вновь ощутил раздражение.
– Прошу извинить, но разве мы знакомы?
Барышня явно приуныла.
– Мы встречались на обеде у графини Дэнфорд всего лишь неделю назад…
– И мы с вами беседовали?
– Н-н-ну… нет.
– Я вас не помню.
Еще бы, тогда он чересчур увлекся выпивкой, чтобы вообще что-то помнить…
– А еще мы встречались чуть раньше на домашнем празднике у Мелтонов…
Он провел тогда большую часть вечера в библиотеке, в обществе мужчин – они обсуждали тогда запланированную на следующий день охоту.
– Простите великодушно, но я не…
– А помните суаре у Фаркуаров?
Син отрицательно покачал головой.
– А бал у Макэннисов? А обед у графа Стрэтема?
Он вновь отрицательно покачал головой.
Девушка совсем приуныла. Син отчего-то ощутил нечто, напоминающее угрызения совести, совсем ему не свойственные, которые, впрочем, тотчас же уступили место раздражению. Черт подери, не может же он помнить каждую девчонку, которая с ним заговорила – а уж о том, чтобы жалеть их, и речи быть не может!
Однако простое прикосновение девичьей ручки к рукаву никогда еще не вызывало в нем подобного отклика!
Тут к ним подошел лакей, разносивший шампанское, и барышня резво схватила бокал. К великому изумлению Сина, она вдохнула всей грудью и залихватски, несколькими торопливыми глотками осушила его.
Заметив удивленный взгляд молодого человека, барышня вновь залилась румянцем.
– Знаю, леди так не поступают, но… – она наморщила носик, с отвращением глядя на бокалы, – но шампанское столь омерзительно, что мне совсем не хочется его смаковать.
Син невольно расхохотался, и раздражение как рукой сняло. Кто эта барышня? Он пригубил виски, изучая ее поверх своего стакана.
– Так вы любите шампанское? Я имел в виду, хорошее шампанское?
– Да, однако, такого тут нет и в помине, вот я и…
Без тени смущения она отыскала взглядом лакея с подносом и заменила пустой бокал полным, который и осушила столь же ловко, как и предыдущий.
– Оно хотя бы холодное, – рассудительно заметила она.
Син в голос рассмеялся. Она выглядела на удивление нелепо и мило, эта невинная на взгляд девчонка, со своим веснушчатым носиком, черными кудряшками и распахнутыми синими глазами, осушающая один за другим бокалы шампанского со спокойным пренебрежением к великосветским нормам приличия! Син уже и вспомнить не мог, когда был настолько очарован…
На первый взгляд девушка показалась ему очень юной, не старше шестнадцати. Но теперь, глядя в ее решительные синие глаза, Син понял, что ошибся, введенный в заблуждение ее миниатюрностью. Она была, похоже, куда старше – и куда интереснее, чем ему показалось с первого взгляда.
– А скажите мне, мисс…
– Бальфур. Мисс Роуз Бальфур.
Син уже без всякого стеснения оглядел барышню с головы до ног. Он никогда не был поклонником женщин, лишенных волнующих рельефов, однако в Роуз Бальфур, несомненно, было нечто привлекательное. Вдруг бал перестал казаться ему таким уж невыносимо скучным.
– Ваше имя прекрасно вам подходит.
– Это не настоящее мое имя. Моя матушка была великой поклонницей античной мифологии, поэтому назвала меня Евфросиной.
– О, так зовется одна из трех граций! – В ответ на ее взор, полный недоумения, Син пожал плечами: – Я читал про них – правда, запамятовал, которую именно грацию звали Евфросиной. Богиню Радости? Изобилия? Веселья?
– Богиню веселья… – Она состроила забавную рожицу. – Боюсь, я наделена весьма своеобразным чувством юмора…
Да ты шалунишка, думал Син, чувствуя, как его интерес к барышне крепнет с каждой минутой.
Словно прочитав его мысли, она рассмеялась. Обворожительный, слегка хрипловатый ее смех пьянил не хуже игристого вина – он почти ощущал его на вкус. Такое было ему куда более по душе: женщина, не желающая разыгрывать фальшивую невинность, призванную завлечь жертву в паучьи сети, а напротив, смело и искренне выражающая мысли и желания.
Син склонился к девушке:
– Мисс Бальфур, что принесло вас на этот бал? Сдается, здешнее общество подходит вам ничуть не более, нежели мне.
Глядя в красивое лицо кавалера, Роуз решительно не соглашалась с ним: его общество подходило ей идеально. Он был идеален. И выпей она еще бокал запретного шампанского (тетя Леттис, к счастью, была увлечена карточной игрой), Роуз уверена была, что утонула бы в этих прекрасных, светло-карих, цвета шерри, глазах…
Она поверить не могла, что сейчас эти самые глаза разглядывают ее. Она грезила об этом так долго, все ждала, когда же, наконец, лихой красавец граф Синклер заметит ее, по-настоящему разглядит и поймет, что они предназначены друг другу самим Провидением…
Глупая это была мечта, и девушка об этом знала – но все равно мечтала об этом всякий раз, когда его видела. Было в нем нечто, отчего ноги ее подкашивались, а сердце ускоряло бег. И дело было не в его изрядном росте и широченных плечах – хотя все прочие кавалеры рядом с ним смотрелись карликами. И даже не в том, что он был на редкость хорош собой – линии высокого лба, мощного подбородка и скул были словно у греческой статуи. И даже не в том, что солнце подарило его волосам свое щедрое золото, которое смешивалось в его густой шевелюре с более темным, каштановым тоном…
Если и было в его наружности что-то несовершенное, так это еле заметно искривленная спинка носа – вернее всего, следствие мальчишеских забав. Или это случилось позднее, при занятиях каким-то спортом? Она знала лишь, что это прибавляет некоего пьянящего очарования его и без того великолепной внешности…
Как бы там ни было, лорд Синклер был воплощенной женской мечтой – здесь Роуз всецело соглашалась с мнением большинства, – и девушка исполнена была решимости сполна использовать драгоценные минуты, покуда его внимание сосредоточено на ней. На ней одной.
Улыбка Сина готова уже была исчезнуть, и сердце девушки болезненно сжалось: она поняла, с нарастающим ужасом, что не ответила на его вопрос, что же именно привело ее на этот бал… Я не могу позволить ему заскучать, иначе он уйдет, и мой единственный шанс будет упущен. Но что может заинтересовать его? Она знала, что он обожает лошадей, и искрометные пари, и бокс. Ну, и виски тоже, и омара в сливочном соусе… Знала еще, что он носит преимущественно синие жилеты – стало быть, это его излюбленный цвет…
Она знала также, что он великолепно вальсирует, но никогда не танцует народных танцев, и приглашает на танец женщин исключительно замужних или же тех, кто много старше нее… Знала она и то, что всякий раз, стоит ему показаться, ее шестнадцатилетнее сердечко начинает колотиться, словно запертая в клетку птичка…