– Садитесь, если хотите.
Он сел на одну из скамеек, вкопанных перед деревянным столом, и после минутного колебания она уселась на другую, напротив, как бы соглашаясь заключить перемирие. Это напомнило Куинну, как они сидели в прошлый раз в больничном кафетерии. Тогда их тоже разделял стол, над которым, как и теперь, незримо витали вопросы, сомнения, обвинения, упреки. Куинн много бы дал, чтобы отвести или развеять их и начать все сначала. Но сидевшая напротив женщина смотрела на него с нескрываемой враждебностью.
– Вы не обязаны отвечать на мои вопросы, миссис О'Горман, – устало сказал он. – У меня нет официальных оснований задавать их вам.
– Я знаю.
– Вы даже можете выгнать меня отсюда.
– Это собственность штата, – сказала она, пожав плечами, – вы имеете право остановиться здесь, как и любой другой человек.
– Вам тут нравится?
– Мы ездим сюда много лет, с тех пор как родилась Салли.
"Вот оно что, – подумал Куинн. – Значит, она стала бывать на Гремучей еще до исчезновения О'Гормана. Значит, это семейная традиция и она упрямо следует ей, чтобы легче было удержать рядом с собой и детьми образ незабвенного мужа".
– Стало быть, мистер О'Горман хорошо знал эти края?
– Он знал реку, точнее, обе реки, как свои пять пальцев, – с вызовом ответила Марта.
"Я знаю, что вы хотите сказать, – говорил ее взгляд. – Если О'Горман планировал свое исчезновение, он знал, где ему проще всего укрыться".
– Вы ошибаетесь, – сказала она.
– Да?
– Моего мужа убили.
– Неделю назад вы утверждали, и очень уверенно, что это был несчастный случай.
– У меня появились основания думать иначе.
– Какие основания, миссис О'Горман?
– Не скажу, – коротко ответила она.
– Почему, миссис О'Горман?
– Я вам не доверяю. Потому что вы не верите мне.
– Это не так, – сказал Куинн после недолгого молчания.
Она встала и, подойдя к грилю, сняла с него обуглившуюся свинину.
– Простите, из-за меня у" вас пропал ужин, – сказал Куинн.
– Ничего страшного, – ответила она. – Ричард, как и его отец, предпочитает есть горелое мясо. Так ему легче... легче не думать, каким образом его добывают. Он очень любит животных. Патрик их тоже любил.
– Значит, теперь вы уверены, что ваш муж мертв?
– Я в этом всегда была уверена. Но не знала, как он погиб.
– А теперь знаете?
– Да.
– То есть в течение последней недели у вас появились основания считать, что его убили?
– Да.
– Вы сообщили об этом властям?
– Нет. – Глаза ее сверкнули. – И не собираюсь этого делать. Мне и моим детям пришлось слишком много пережить. Дело О'Гормана закрыто навсегда.
– Несмотря на то, что у вас есть документ, позволяющий начать расследование заново?
– Почему вы так думаете?
– Потому что видел сегодня миссис Хейвуд. А она подслушивает чужие телефонные разговоры.
– Понятно.
– Это все, что вы хотите сказать?
– Да.
– Миссис О'Горман, если у вас есть доказательство, что ваш муж убит, вы обязаны сообщить полиции.
– Обязана? – с иронией переспросила она. – Жаль, что я не подумала об этом, прежде чем сожгла его.
– Вы сожгли письмо?
– Да.
– Почему?
– Мы с мистером Хейвудом решили, что так будет лучше.
– "Мы с мистером Хейвудом", – повторил Куинн. – И давно вы спрашиваете у Джорджа советы?
– Разве вас это касается, мистер Куинн?
– В каком-то смысле да.
– В каком же?
– Хочу побольше узнать о сопернике, потому что я к вам тоже неравнодушен.
Она саркастически хмыкнула.
– Благодарю, мистер Куинн.
– По крайней мере, я вас развеселил.
– Нет. Напрасно вы меня считаете наивной и падкой на лесть. Неужели вы думали, что я настолько глупа? Неужели вы думали, что я...
– Перестаньте, – твердо сказал он.
Она замолчала от удивления.
– Мое дело сказать, миссис О'Горман. Можете не верить, можете возмущаться, сути дела это не меняет. Если хотите – забудьте.
– Давайте забудем оба... Итак... О чем мы говорили?.. Вы непредсказуемый человек, мистер Куинн.
– Непредсказуемых людей нет, – отозвался Куинн. – Надо просто подумать немного и предсказать.
– Пожалуйста, не будем говорить о себе... Честно говоря, вы меня сбили с толку, и я теперь не знаю, что делать.
– Только не ходите за советом к Джорджу. Он вам не помощник. Это была его идея – сжечь письмо?
– Нет, моя. Он согласился, потому что считал письмо розыгрышем или злой шуткой. Он его не воспринял так серьезно, как я.
– Кто его написал, миссис О'Горман?
Она подставила лицо солнечным лучам и на секунду зажмурилась.
– Подписи не было, а почерка я не узнала. Оно было от человека, который утверждал, что убил моего мужа пять лет назад, в феврале.
Куинн знал, что, если он скажет хотя бы одно слово сочувствия, она разрыдается.
– Откуда оно было отправлено? – спросил он.
– Из Эванстоуна, штат Иллинойс.
– А содержание?
– Этот человек писал, что у него рак легких, он недавно об этом узнал и перед смертью хотел бы очиститься от греха.
– Он описал, как произошло убийство?
– Да.
– И указал причину?
– Да.
– Почему он это сделал?
Она снова зажмурилась, теперь страдальчески, и медленно покачала головой.
– Не могу... Я не могу вам сказать. Мне стыдно.
– Но вам не было стыдно показывать письмо Джорджу Хейвуду?
– Мне был необходим совет опытного человека.
– Джон Ронда тоже опытный человек и к тому же – ваш друг.
– И к тому же, – с иронией сказала она, – редактор местной газеты и неисправимый болтун. В отличие от него мистер Хейвуд умеет держать язык за зубами. Я не сомневаюсь в его порядочности. Кроме того, мистер Хейвуд знал моего мужа и мог... мог... дать оценку обвинению, которое против него выдвигалось.
– Этот человек обвинял вашего мужа?!
– Да. В ужасном поступке... Я ему, конечно, не поверила. Никакая жена не поверила бы такому о своем муже, и все-таки...
Голос ее, который и так уже перешел в шепот, угас окончательно.
– Вы поверили, миссис О'Горман?
– Видит Бог, я не хотела. Но довольно долгое время перед смертью мужа я чувствовала что-то темное между нами, хотя и притворялась, что все в порядке. У меня не было сил зажечь свет и посмотреть, что в этой темноте. А когда я получила письмо, то свет зажегся, – Она потерла глаза, словно пыталась стереть воспоминания. – Мне стало так страшно, что я позвонила Джорджу Хейвуду. Не стоило этого делать, но я была в панике. Я должна была поговорить с человеком, который знал Патрика и работал с ним. С мужчиной. Мне непременно нужно было спросить у мужчины...
– Почему?
Она горько усмехнулась.
– Женщин легко обмануть, даже умных. Особенно умных, наверное. Мистер Хейвуд приехал немедленно. К тому времени я, кажется, уже двух слов связать была не в состоянии. Он вел себя очень спокойно, хотя тоже был взволнован.
– Как он отнесся к письму?
– Сказал, что его нельзя принимать всерьез. После каждого убийства находится душевнобольной, утверждающий, что его совершил он. Он, конечно, прав, но в письме было что-то до ужаса настоящее и горькое. И если человек, который его послал, сумасшедший, то болезнь не отразилась на его памяти – все детали сошлись – и на способности излагать мысль на бумаге.
– Так часто бывает.
– Я не исключила возможности, что Патрик жив и сам его написал. Но тогда получается слишком много расхождений. Во-первых, это не его стиль. Во-вторых, на конверте было написано: Калифорния, Чикото, миссис Патрик О'Горман. Не мог же он забыть название улицы и номер дома! В-третьих, почерк не его. Патрик был левша и писал с сильным наклоном влево, а в письме наклон вправо, и почерк неустоявшийся, как у школьника. Но самое главное – Патрик не мог обвинить себя в этом. Никакой мужчина не написал бы такого о себе.