К чести Магеллана следует сказать, что он никогда не применял силы там, где это не было вызвано необходимостью. Он был приветлив и вежлив и старался удержать своих моряков от самоуправства и насилия. Не всегда это ему удавалось, но все же матросы и офицеры знали, что шутки с адмиралом плохи, и сдерживались насколько могли.
А Магеллан был окрылен! Кроме Молукк, перед ним открылись совсем неизвестные острова, неожиданное приобретение для испанской короны, может быть ничуть не менее ценное, чем и сами Молукки.
Как-то раз, когда Магеллан бросил якорь у одного из островов, его слуга малаец Энрике услышал на берегу полузабытую и такую близкую ему с детства речь. Значит, рядом Молукки. Скоро моряки увидят их. И Магеллан встретится со своим другом Франсиско Серрано и скажет ему, что вот, мол, я и пришел к тебе, но пришел своим путем, о котором столько думал, мечтал, ради чего столько страдал. Счастье, так малознакомое Магеллану, переполняло его до краев.
И на этом счастливом взлете оборвалась жизнь великого мореплавателя. Оборвалась нелепо, в ненужной стычке с одним непокорным князьком на одном крохотном островке. Магеллан решил помочь султану большого острова Себу, которого считал своим другом. А султан этот жаловался, что его сосед своевольный, не желает ему подчиняться, и Магеллан задумал показать этому князьку силу испанского оружия. И не рассчитал. Князек оказался неукротимо-смелым, он заявил, что его не страшат эти железные пики, и ружья, и пушки, он справится и с помощью своих деревянных копий и отравленных стрел, хотя испанцы и одеты в какие-то там железные одежды — в латы — и уверяют, что неуязвимы!
И князек оказался прав. Магеллана эти латы не спасли. Не помогли ему пушки, расположенные слишком далеко от островка, и ружья, и вся его устрашающая мощь. Берег был скалист, шлюпки с отрядом вооруженных моряков не могли пристать к берегу, и Магеллан со своим маленьким отрядом принужден был брести по колено в воде. И его ранили в ногу отравленной стрелой, и его повалили, и его убили на глазах у его людей!
Это произошло 27 апреля 1521 года. Пал адмирал, так опрометчиво пошедший на ненужный риск…
Пал адмирал, к великой скорби его друзей, к великому несчастью всей экспедиции, так и не доведя ее до конца.
«В числе других добродетелей, — писал о нем рыцарь Пигафетта, — он отличался стойкостью в величайших превратностях, какой никто не обладал. Он переносил голод лучше, чем все другие, безошибочнее, чем кто бы то ни было в мире, умел разбираться в навигационных картах. И то, что это так и есть на самом деле, очевидно для всех, ибо никто другой не владел таким даром и такой вдумчивостью при исследовании того, как должно совершать кругосветное плавание, каковое он почти совершил».
ПЕРВОЕ КРУГОСВЕТНОЕ ПЛАВАНИЕ, СОВЕРШЕННОЕ ЭКСПЕДИЦИЕЙ ФЕРНАНА МАГЕЛЛАНА В 1519–1522 ГОДАХ. ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ ОКОНЧАТЕЛЬНО ПОДТВЕРДИЛО ДОГАДКУ, ЧТО ЗЕМЛЯ — ШАР.
Пигафетта открывает новую истину
Нет адмирала. Бежит с корабля его верный малаец Энрике. Он не хочет оставаться с этими испанцами, вероломными и наглыми, которые прекрасно знают, что по завещанию Магеллана после его смерти Энрике становится свободным. Они и не собираются выполнять волю адмирала. А Энрике не желает им подчиняться. И он предает их. Он открывает кое-какие карты султану острова Себу, и тот, друг Магеллана, решает перебить испанцев и завладеть их товарами, их имуществом.
Жертвой коварного замысла пало много испанцев. Погиб Дуарти Барбоза. Погиб Хуан де Серрано, погиб, преданный своими товарищами, брошенный на берегу, умоляющий о помощи… Никогда не допустил бы этого Магеллан. Никогда не попались бы в хитрые ловушки испанцы, потому что Магеллан хорошо знал нравы Востока. Нет начальника, нет его крепкой, властной, умной руки. Нет его морских знаний и умения. Долго блуждают спасшиеся от лукавого султана острова Себу корабли среди путаницы островов и островков. Добрались они до Молукк только тогда, когда захватили в плен одного малайского моряка и заставили его привести их к острову Тидоре.
К этому времени из двухсот шестидесяти пяти человек экипажа осталось уже сто пятнадцать. На три корабля не хватает рук. Один корабль должен быть уничтожен. Жребий пал на «Консепсион». Его сжигают на чужом берегу, и матросы мрачно смотрят на его бесславную гибель. Они хоронят товарища…
На Тидоре испанцы закупили много пряностей и погрузили их в трюм «Виктории». Неожиданно перед началом плавания к мысу Доброй Надежды «Тринидад», славный флагманский корабль, дал сильнейшую течь. Приходится делать ремонт. И «Тринидад» с командой в пятьдесят семь человек остается на Молукках. Он пойдет потом к берегам Центральной Америки, в испанские владения, в Панамский залив, и поведет его верный Магеллану Гомес де Эспиноса. Судьба Эспиносы мрачна. Он не дойдет до берегов Америки, он принужден будет вернуться на Молукки; здесь испанские моряки попадут в плен к португальцам, и через несколько лет Эспиноса с тремя матросами, испытав много мучений, нищенство, тюрьму, попадут наконец в Испанию, и никто не вспомнит о том, какую помощь он оказал адмиралу в самую тяжкую минуту, когда судьба экспедиции висела на волоске. Остальные моряки с бывшего флагмана так никогда и не увидят родную землю.
Но Хуан Себастьян дель Капо, предавший Магеллана в бухте Сан-Хулиан и прощенный им, доведет до конца это знаменитое плавание.
Справедливость требует признать, что дель Кано был хорошим моряком, человеком смелым и решительным. Многому он научился еще и у своего адмирала! И он ведет «Викторию» к родным берегам. Переход от Молукк до гавани Сан-Лукар-де-Баррамеда был тяжел. Португальцы прослышали, что экспедиция Магеллана добралась с запада до Молукк и король приказал ни в коем случае не допускать возвращения испанцев на родину.
«Виктория» шла окольными путями, стараясь увернуться от встречи с опасными для нее португальцами. Дель Кано не мог зайти ни в одну гавань, не мог купить продовольствия, набрать пресную воду. Экипаж умолял его сделать передышку на юго-восточном берегу Африки, в Мозамбике, но дель Кано был непреклонен. А впереди мыс Доброй Надежды, бури, грозы. И снова голод, цинга.
Из сорока семи человек экипажа осталось тридцать один. Продовольствие кончилось, вода в бочках протухла. Положение безвыходное. И потому, когда показались знакомые очертания островов Зеленого Мыса, дель Кано решился на отчаянный шаг. Он послал на берег шлюпку с матросами, строго-настрого запретил им говорить, кто они и откуда плывут. Он сочинил правдоподобную версию, будто их случайно занесло от берегов Бразилии, что капитан их погиб и что у них нет продовольствия и воды. Они просят помочь им.
Португальские моряки, не вдаваясь в подробности, охотно идут им навстречу. Шлюпки снуют туда-сюда с грузом риса и бочонками свежей воды, и вдруг на последнем рейсе случилась беда — шлюпки задержали на берегу: там, видно, догадались, что их обманули испанцы, как видно, те самые, что идут с Востока с грузом пряностей, которых велено задержать. А может, и не догадались, а просто проговорился кто-нибудь из матросов. Как бы там ни было, а дель Кано приказывает немедленно сняться с якоря, поднять паруса и бежать, бежать без оглядки, бросив на произвол судьбы двенадцать матросов, шлюпку, мешки с рисом, бочки с водой.
Но здесь, на этих островах, случилась одна совершенно удивительная вещь, на первый взгляд, возможно, пустяк: Пигафетта узнал, что на берегу четверг, тогда как по его записям — еще среда. Как же так? Где же это он выронил один день из календаря? Ошибся? Он сверяется со штурманом Альбой, который тоже ведет записи. У того тоже среда. Что за странность? И что она может означать?
Ни сам он, ни Альба, ни дель Кано — никто на корабле не может взять в толк это странное явление. Да им, по правде говоря, сейчас и не до того, чтобы разгадывать загадки. Нужно плыть домой, нужно бороться с бурями, нужно нести подряд по две-три вахты, матросов стало еще меньше. До последнего часа экспедицию преследуют несчастья, совсем как в добром приключенческом романе. Но книгу пишет сама жизнь, а она изобретательна на выдумки.