Эти добродетели — то ценное, что есть в нашем западном мире. На них основана наша культура, и благодаря им было создано все лучшее в нашем обществе.
Но как же быть с тем вторым списком, в котором перечислены религиозные ценности? Практически каждое воскресенье мы слышим о них, и они составляют подтекст нашей христианской культуры. В церкви нам говорят о том, что лучше отдавать, чем брать; продай все, что имеешь, и раздай бедным; поститься — значит обрести мощь духа; подставь другую щеку; «благословенны нищие духом, ибо их есть царство Небесное» (Мф. 5:3); «у них ничего не было ничего своего, но при этом было все общее». В рассказе о работящей Марте и неприметной Мэри, нам говорится о том, что Мэри — лучшая. Целибат — высшая добродетель для священников и монахов, которые являются образцом в нашей христианской культуре. Нам также говорят: не суди. Любой вопрос должен быть перенаправлен в высшую инстанцию; выбор за теми, кто старше по рангу; смирение — высшая добродетель; там, где власть, нет места любви; засыпать на ходу от воздержания в еде или истощения — быть на пороге видения; испытывать возвышенную радость — прирожденное право любого христианина; ликовать от вина Господня — цель жизни.
Невероятные противоречия! И при этом каждый из нас живет в этом несоответствии, независимо от того, придерживаемся ли мы христианских ценностей или нет. Это неотъемлемая часть нашего языка, традиций, историй. Наша Конституция основана на свободе и демократии, — право каждого выбирать свой путь, — но наши религиозные догмы говорят нам о том, что мы должны стремиться к чему-то большему, а не иди на поводу у нашего «я». Тут нами управляет Божья воля. Очевидно, это противоречие наиболее ярко проявляется в той надписи, которую мы можем видеть на наших деньгах «На Бога уповаем». Неудивительно, что сейчас столько разговоров о том, чтобы убрать эту фразу, ведь большинство людей теперь не верит в Бога!
По возвращении из своей поездки в Индию меня переполняли религиозные верования этой мистической страны, со всей созерцательностью и представлениями буддистов об отсутствии выбора. Все это научило меня тому, что Господня воля всегда едина, а если вам кажется, что между двумя альтернативами есть выбор, это означает, что вы плохо справились с домашним заданием. Когда все понятно, совершенно очевидно, что следует делать дальше. В этом нет никакого выбора, ибо господний разум един и не знает двойственности.
Получив письмо от своего друга, я как раз пытался как-то упорядочить полученные знания. На бланке этой организации можно было прочесть следующую фразу: «Наша цель — максимально расширить возможности выбора для каждого человека». Какая пропасть отделяет Восток от Запада! И при этом мои друзья в Индии живут в мире и согласии с собой, в то время как мои американские друзья, для которых так важно сделать правильный выбор, всегда напряжены и испытывают тревогу.
Каждая добродетель в этом мире имеет ценность благодаря своей противоположности. Где свет, там и тьма. Мужественность бессмысленна без женственности; забота без пренебрежения. Истины всегда неразрывны, и человек должен понимать это, чтобы жить в согласии с реальностью. Страдание означает позволение; и в этом смысле у таинство двойственности вызывает у человека страдания. И если вы делаете что-то здесь, нечто происходит там. Такова реальность.
И что же из этого следует? Как мы поступаем с этими явными невыносимыми противоречиями? В сущности, это то, что лежит в основе любой невротической диссоциации и любой психологической проблемы. И если мы подойдем к этому вопросу неверно, все это может закончиться невротическим параличом, когда уже и впрямь будет слишком поздно. И тогда выясняется, что мы испытываем такую тревогу, что не можем выполнить простейшее действие! Мы не можем что-то предпринять, равно как продолжать бездействовать в равной степени губительно для нас. Именно в этой точке оказываются многие из нас, когда страдания совершенно непереносимы. Начав делать это, мы можем испытывать чувство вины из-за того — и тогда нашим страданиям нет конца, и выхода из этого тоже нет. Если мы делаем что-то, доставляющее нам удовольствие, то обязательно все испортит чувство вины из-за того, что мы должны были заниматься совершенно другим в этот момент. Если мы выполняем то, что должны, тогда то, чего мы хотим и о чем мечтаем, мешает нам выполнять эти задачи. Бетховен описал это на языке музыки в скверцо к Девятой симфонии. Музыка в этой симфонии идет по кругу, и нет никакого выхода. И лишь в конце происходит какое-то освобождение, синтез, и мы испытываем подлинную радость.