Принадлежа к сумеречным магам, Владен был чувствителен к оттенкам красок, ароматов и звучаний, его восприятие отличалось изощренной – даже для мага – остротой. Многое говорило о том, что ему уготована великая судьба. В последнее время он все чаще ловил на себе задумчивый, оценивающий взгляд Куллинена, своего учителя. Молодой волшебник мог бы точно разгадать значение этого взгляда, если бы захотел, но ему пока нравилась эта неопределенность: она приятно щекотала самолюбие.
За окном сгущался вечер. На холодном, медленно наливающемся чернотой небе уже дрожали звезды. Владен отошел от окна, бросился на кровать и закрыл глаза, прикидывая, что еще мог бы сделать Треллен, чтобы Дом на Перевале выстоял. Это были мучительные думы, вдвойне мучительные оттого, что гордость сумеречного мага была задета. Как только разведчики донесли, что к стенам Дийнавира приближается отряд мадорингов, Владен предложил старшему Дийнастину всю помощь, какую только мог предоставить – свое искусство налагать и рассеивать чары. Он считал, что вправе сделать это в час, когда приспешники Ночи набрали столь значительную силу, что осмелились вмешаться в промысел небожителей и нарушить вековой обряд. Треллен взглянул на него с недоумением и пожал плечами. "Чем можешь помочь ты, – как будто говорил его жест, – когда сами боги уже не на нашей стороне?" Вслух он сказал:
– До сих пор этот дом побеждал благодаря милости неба и нашей способности хорошо держать в руках оружие. Нам никогда не приходилось прибегать к помощи людей вроде… К помощи магов.
И глава дома посмотрел на юго-запад, где от моря до подножия гор теперь лежали владения Аара, так, как будто магия и зло были для него понятиями одного порядка.
Решение Владена посвятить себя магии девять лет назад не вызвало у Треллена радости. Он не стал препятствовать племяннику, но лишь потому, что искренне опасался, как бы эта магическая порча не коснулась и его собственного сына, которому предстояло наследовать Дийнавир. За годы жизни в Куллиненвире Владен, помимо прочего, научился отменно владеть мечом и луком, скакать верхом и метать всевозможные смертоносные предметы, но Треллен был по-прежнему уверен, что, лишись Владен своего волшебного дара, все эти умения сейчас же пропадут и молодой маг окажется совершенно беспомощен и бесполезен.
Волшебник почувствовал, как в нем снова жгучей волной поднимается горечь. Сейчас он находился на такой высокой ступени посвящения, когда владение магическим искусством уже не требует доказательств. Те, кто знал его по ученичеству у Куллинена, относились к нему с большим уважением. Те, с кем его сталкивала судьба во время странствий по Гарселину, были почтительны, сразу распознавая в нем существо, наделенное скрытым до времени могуществом. Но Треллен и Дийнавир принадлежали к другому миру, где главное значение придавалось честности, доблести, верности, соблюдению ритуалов, воинским умениям, – но ни власть над людьми и стихиями, ни искусство, приводящее к такого рода власти, не имели особой ценности. И в этом мире Владен чувствовал себя нелепым и неуместным, как птица, которой запретили летать.
Его внимание привлек шум во дворе. Волшебник поднялся из кресла и быстрыми шагами подошел к окну. Внизу наблюдалось подозрительное оживление, быстро перемещались светлые пятна факелов, цокали лошадиные подковы. Судя по всему, какой-то отряд готовился к вылазке. Может, действительно не мешало сбить спесь с мадорингов, нагло расхаживающих под стенами Дома на Перевале, чтобы обитатели крепости вновь обрели душевное равновесие. Но воздух показался Владену таким густым от дурных предчувствий и ощущения близости опасного, беспощадного противника, что колдун искренне не понимал, как этого не чувствуют другие. И в подобное время какому-то задире-сотнику вздумалось щегольнуть своей храбростью! Можно представить себе гнев Треллена, который обрушится на забияку, даже если тому будет сопутствовать удача…
Однако, вглядевшись пристальнее, Владен обнаружил, что дело гораздо хуже.
Из усадьбы вышел сам Треллен Дийнастин в полном боевом облачении. Накидка из росомашьих шкур покрывала его латы, на шлеме красовались рысьи уши с пушистыми кисточками. На груди главы дома на толстой серебряной цепи висел большой турий рог, а на боку в роскошных, хоть и несколько потускневших ножнах – Платнирнен, меч-реликвия, послуживший уже не одному отпрыску рода Дийнастинов. По обе стороны от господина шли двое сотников, тоже в доспехах и при оружии. Им подвели коней, и голоса младших военачальников, перебивая друг друга, уже отдавали приказ садиться в седло…
Владен почти задыхался. Он отпрянул от окна и, даже не накинув куртки, ринулся вниз по лестнице.
Его комната помещалась на самом верху каменной башенки, пристроенной к дому лет сто назад. Пока волшебник спешил через двор, Дийнастин-старший успел вскочить на коня. Оттолкнув слугу, державшего хозяину стремя, и схватившись за уздечку, Владен резко спросил:
– Что здесь происходит? Господин мой, куда вы собрались?
Ему было трудно говорить, приходилось с силой выталкивать из груди каждый выдох. Видимо, вопрос прозвучал недопустимо грубо, потому что все свидетели этой сцены притихли. Треллен нахмурился. Не резко, но решительно потянув поводья, он вырвал их из рук волшебника и сухо ответил:
– Ступай к себе! Это военные дела, в которых ты пока не слишком сведущ. У меня сейчас нет времени объяснять тебе свои намерения.
Владен в ответ крепко схватился за его стремя.
– Вы собираетесь открыть ворота Дийнавира и напасть на мадорингов? Одумайтесь! Это всего лишь приманка, я чувствую. Где-то близко находится войско Аара. Ручаюсь, враги уже поджидают вас, прячась в ущельях. Поверьте мне: ни один из тех, кто выйдет с вами за эти стены, не вернется живым!
Дийнастин-старший раздраженно взглянул на него и тронул коня.
– Что же, по-твоему, мы должны сидеть сложа руки и ждать, пока начнется осада? Я не пойду на поводу у Аарета, не стану плясать под его дудку! Мы вынудим его действовать в открытую. Если ему нужна война, он ее получит. Оставайся здесь и не вмешивайся, пока я тебе не прикажу.
– Это безумие! – Владен снова встал у него на пути. Он прекрасно сознавал, как выглядит сейчас в глазах Треллена и его людей, но это уже не имело для него значения, потому что теперь он ясно чувствовал присутствие чужой воли. Тишайший голос, схожий скорее с запахом, чем со звуком, легчайший ветер, овевающий лица, тончайшая сладость яда, разлитая в осеннем воздухе – магия Ночи. Он должен был любым способом помешать ей. – Вы потеряете слишком многих, даже если сумеете вернуться!
Его слова падали в пустоту. Треллен промолчал, но сделал знак, и Владен почувствовал, что кто-то подошел и встал у него за спиной.
– Послушался бы ты дядю, молодой господин! – угрюмо сказал один из конюхов. – Мыслимое ли дело – нам идти против тебя? Но если старый господин прикажет…
Глава дома Дийнастинов не оборачивался: он уже направил коня к воротам, и его войско потянулось за ним. Заскрипели вороты, поднимая окованную железом створу и опуская тяжелый мост. Владен глубоко вздохнул и мысленно произнес заклинание. Перед растерянными конюхами вместо фигуры молодого наследника, которого им велено было придержать, вдруг образовался туманный вихрь, он тут же смешался с ветром и растаял в темном осеннем воздухе. Достигнув своих покоев, волшебник кинул быстрый взгляд в окно на костры в лагере мадорингов, где еще не чувствовали опасности. Аар и днем не был виден отсюда, но, несмотря на укрывавшую приморье мглу, Владен был уверен, что властелин этой страны не оставит без внимания то, что сейчас произойдет. Один из законов сумеречной школы гласил: "Оставайся в тени до тех пор, пока нельзя будет иначе", и сейчас молодой маг лучше, чем когда-либо, сознавал его справедливость. Кроме того, предстояло серьезно нарушить запрет на колдовство в Дийнавире. Но сатту сказал: "Поступай так, как тебе внушают обстоятельства", и Владен обнаружил, что обстоятельства не оставили ему другого выбора.