Он наклонился и стянул браслет с камнем рубинового сердца с руки и вручил его Иккингу.
— Я возвращаюсь в Геройский Бизнес — объявил он, весело помахал мечом со стороны в сторону, пожонглировал топором, удержал его на одном пальце, а затем запихнул его снова в ножны. — Я и забыл, какое это прекрасное чувство!
Значимус глубоко вдохнул свежий морской воздух.
— Должен сказать, — сказал Значимус, — сегодня великий день, чтобы начать новую жизнь.
Значимус прошёл по волнам между двумя лодками, и теперь он был так далеко, что Иккинг едва сумел понять его слова.
— Передавай от меня привет своей маме, Иккинг!
Иккинг в ответ прокричал, что передаст.
— И спасибо тебе, что вернул мне мой талант!
— Ваш талант? — прокричал Иккинг в ответ.
— Пение! — крикнул Значимус. — Такое удовольствие снова быть музыкальным!
И тут Значимус запел.
Это не было песней, которую мама Иккинга обычно пела ему ребёнком.
Это была новая песня.
Значимус выпятил грудь и громко запел во всю мощь своих лёгких. Это было ещё то пение: дико фальшивое, напоминающее вопли дерущихся котов.
«ГЕРОЯ НЕ ВОЛНУЕТ ШТОРМ ДИКОЙ ЗИМЫ. ПОТОМУ ЧТО ОН НЕСЁТ ЕГО БЫСТРО. НА СПИНЕ ШТОРМА ВСЁ МОЖЕТ БЫТЬ ПОТЕРЯНО И НАШИ СЕРДЦА МОГУТ ТРЕВОЖИТЬСЯ, НО ГЕРОЙ СРАЖАЕТСЯ ВЕЧНО!»
Иккинг, Беззубик, Камикадза, Рыбьеног и Ветроход уже слышали оригинальную манеру пения Значимуса и все пятеро заткнули пальцами или крыльями свои уши прежде, чем он даже начал.
Но это было в новинку для Стоика Обширного.
Его нижняя челюсть отпала на пару изумлённых минут.
А затем огромная усмешка расползлась по его лицу.
Какой восхитительный сюрприз!
Оказалось, что даже Значимус Исключительный не может быть способным ко ВСЕМУ.
— НУ, — сказал Стоик, с удовлетворением потирая руки, — думаю, мы можем спеть лучше, чем он, парни, не так ли?
— КОНЕЧНО, МОЖЕМ! — проревел Брехун. И раздались крики «ДА НЕ СОМНЕВАЙСЯ!» и «ЭТО МЫ-ТО НЕ МОЖЕМ?» Толстопуза Пивного Живота и Ноббера Безмозглого.
— А ТЕПЕРЬ ВСЕ ВМЕСТЕ! — выкрикнул Стоик.
И каждый в Племени сложил руки на груди и запел от всего сердца, все вместе, слова отчётливо разносились среди мирного и спокойного дня, в глубокой и великолепной гармонии:
«С МЕЧОМ и в АТАКУ на БУРЮ ПЛЫВЁМ по бурным МОРЯМ, ведь МОРЯ эти — твой ДОМ. ЗИМЫ МОГУТ ЗАМОРОЗИТЬ, но наши СЕРДЦА не СЛАБЕЮТ… ХУЛИГАНСКИЕ… СЕРДЦА… НАВСЕГДА!!!»
И «Голубой Кит» со Стоиком, Рыбьеногом, Иккингом, Беззубиком, Ветроходом и Хулиганскими Воинами на борту, повернул нос к востоку.
Плывя вдоль лучей солнца к небольшому Острову Олух, маленькому, тихому, болотистому островку, которого никто особо и не замечает, но на котором Хулиганы будут так долго, пока башмак Великого Лохматозада покоится в той трясине.
Их песня эхом отражалась от песни Бой-баб, плывущих с Камикадзой и Большегрудой Бертой на «Большой Маме» к землям Бой-баб на юг, становившейся всё слабее и слабее, когда они всё дальше и дальше уплывали от «Голубого Кита»:
«Сила — это ГРУДЬ, которая СОКРУШАЕТ БЕЗ СТРАХА, МОЩЬ — это КОСЫ, которые могут ЗАДУШИТЬ ВЕТЕР, ЛОВКОСТЬ — это ПАЛЬЦЫ, которые ВЫКРАДУТ ТРЯСИНУ. БОЙ-БАБЫ… ДЕРЖАТСЯ… ВМЕСТЕ!!!»
Иккинг не участвовал в пении. Он стоял на палубе «Голубого Кита» — Беззубик спал на его голове, Ветроход прижался к его боку — и смотрел, как крошечная точка «Сапсана» становилась меньше и меньше, уплывая на ЗАПАД, к новым землям и новым приключениям, к подвигам силы и отважным Сагам, о которых, и Иккинг был в том уверен, он услышит когда-нибудь в Будущем.
И даже когда «Сапсан» стал таким маленьким, что это было крошечное движущееся пятнышко на горизонте, Иккингу всё ещё казалось, что он слышит слабое, фальшивое пение Значимуса.
«ГЕРОЯ НЕ ВОЛНУЕТ ШТОРМ ДИКОЙ ЗИМЫ. ПОТОМУ ЧТО ОН НЕСЁТ ЕГО БЫСТРО. НА СПИНЕ БУРНОГО МОРЯ ВСЁ МОЖЕТ БЫТЬ ПОТЕРЯНО И НАШИ СЕРДЦА МОГУТ ТРЕВОЖИТЬСЯ… НО… ГЕРОЙ… СРАЖАЕТСЯ… ВЕЧНО!»
СТАРИК В ПЕЩЕРЕ
Несколько часов спустя старик сидел в пещере своего собственного изготовления.
Он слышал звуки Вулкана, взрывающегося вдали, и отдаленной грозы, но, конечно, он не мог видеть того, что происходило.
Он сидел в темноте, молясь, чтобы всё наладилось.
Пожалуйста, пусть всё будет хорошо… Пожалуйста, пусть всё будет хорошо… Пожалуйста, пусть всё будет хорошо…
Часами он тихо сидел.
И вот, к его облегчению, головы улыбающихся мужчины и мальчика появились в кругу синевы неба.