– А где Ивана?
Сейчас поставлю его на место: «Игра окончена, мистер! Знаю, что вы за птица».
– Как? – заглядывая в глаза, переспросил Коул. На красивом лице читалось замешательство. – Ивана? Мой пресс-секретарь?
Прикидывается, будто ничего не знает, ну надо же, скромник! Можно подумать, я не в курсе!
– Ты прекрасно понимаешь, о ком речь!
– Ивана, мой пресс-секретарь? – Коул озадаченно посмотрел на меня и рассмеялся. – Знаешь, Клэр, она ведь не обязана повсюду меня сопровождать. Иногда отпускают на волю без компаньонки.
Я попыталась скорчить гримасу, однако не смогла и глаза закатить: голова тут же закружилась, я неловко покачнулась, и Браннону пришлось снова меня спасать.
– Опа! Кажется, кто-то немного перебрал, – тихо произнес он, продолжая придерживать меня за спину.
Что ж, весьма приятно! Но только потому, что иначе точно упаду с табурета. Почему у барных табуреток нет спинок?
– Чур, не я!
– Нет, конечно нет. – Коул изо всех сил старался скрыть улыбку. Придерживая меня за спину, он придвинул соседний табурет. – Значит, так ты обычно проводишь субботние вечера?
Далеко не сразу до меня дошло, что он издевается.
– Разумеется, нет, – чопорно проговорила я. – А ты именно так? Что ты делаешь в моем баре?
Действительно, как он здесь оказался? Почему из всех заведений Манхэттена Браннон выбрал «Метро», в котором я по совпадению решила напиться с горя?
– Тоже не так, – смеясь, ответил Коул.
В его голосе прозвучали жалость и сострадание. Пришлось смутиться.
– К тому же не думал, что это твой бар.
Я скривилась, абсолютно уверенная, что меня дразнят.
– Джей Кэш, – Браннон кивнул на бармена, – мой приятель по колледжу. Когда бываю в Нью-Йорке, всегда к нему захожу.
Поймав мой взгляд, бармен помахал с другого конца стойки, а Коул задумчиво на меня посмотрел.
– Теперь твоя очередь.
– В смысле? – сварливо спросила я, успев позабыть, о чем речь.
– Твоя очередь рассказывать, почему сегодня вечером ты напиваешься здесь в гордом одиночестве. Даже если это твой бар!
Его лицо было в каких-то сантиметрах от меня, и, присмотревшись, я заметила в синих глазах теплые золотые крапинки. Вот здорово!
– Я не напиваюсь, – вырвалось у меня.
– Да уж, оно и видно… Трезва как стеклышко! Вот. – Он протянул стакан воды.
Упираться не было сил, и я сделала большой глоток. Очень даже вкусно и гораздо приятней, чем текила.
– Хочешь поговорить? – мягко спросил Коул.
Я жадно пила воду, поэтому ответила не сразу. Он осторожно забрал у меня опустевший стакан и поставил на стойку. Я зажмурилась: мысли о Коуле так и лезли в голову, и мне хотелось от них спрятаться. Набравшись смелости, разлепила глаза и посмотрела на него. На красивом лице – дружеское сочувствие, которое я столько раз видела в кино.
– Сегодня, вернувшись из редакции, – медленно начала я, зная, что непослушный язык склеивает слова в комок, – застала своего бой-френда в постели. С другой женщиной.
Перед глазами появилась четкая, как на бесценном для Тома телевизоре с плоским экраном, картинка: пышногрудая брюнетка качается в его объятиях. Прямо кадр из порнофильма, такое в его любимом сериале не показывают; даже если Мэри-Энн занимается сексом с Гиллиганом, это обычно остается за кадром. Из груди вырвался полустон-полувсхлип.
– О боже! – пробормотал Коул. Сильная рука стала бережно поглаживать меня по спине. Надо же, как приятно! – Клэр, мне очень жаль…
Пожав плечами, я с трудом сдержала непрошеные слезы.
– Можно было догадаться, – всхлипывала я. По щеке потекла одинокая слезинка. – Вот идиотка!
– Не говори так.
Склонившись надо мной, Браннон обнял меня за плечи. В ушах зазвучали слова Уэнди: «Он помешан на сексе». Неужели собирается в койку затащить?
Я попыталась было вырваться, а потом передумала. Зачем? По крайней мере, с табурета не свалюсь. Лучше довериться сильным, надежным рукам.
– Не называй себя идиоткой, Клэр, – продолжал Коул. – Это твой бойфренд дурак, раз изменил такой девушке…
Голос звучал глухо и расстроенно, но сквозившая в нем жалость открыла мою затаенную боль.
– Жил за мой счет, в моей квартире и не спал со мной. – Я размазывала по лицу слезы. – Говорил, что пишет роман, а сам целыми днями валялся в постели и относился ко мне как к ничтожеству. Не пойму, как раньше не замечала…
Бог знает что я несла, наверное, бессмыслицу. Черт! Я пришла в «Метро» забыть Тома, а не рассказывать о нем! Хотя выговориться тоже неплохо, особенно человеку, который строго не судит и умеет слушать.
Коул прижал меня к себе, и я всхлипывала, уткнувшись в его плечо. Как здорово, когда тебя обнимают!.. Сильные, надежные руки бережно поглаживали по спине. Я забыла, что нельзя смешивать личную жизнь с работой, забыла о Томе, забыла, что Коул Браннон помешан на сексе, забыла, что он кумир миллионов и завтра не вспомнит, как меня зовут. В тот момент он был просто другом, который в трудную минуту оказался рядом и готов меня выслушать.
Наконец я отстранилась и попыталась сесть прямо. Меня сильно мутило, перед глазами расплывались яркие круги.
– Коул? – тихо позвала я.
Черт, стойка и бутылки кружатся… Когда они начали вертеться?
– Да? – наклонясь ко мне, с тревогой спросил он.
– Меня тошнит…
В следующую секунду меня вырвало. Прямо на пол. И на кроссовки Коула Браннона. Упс!
– Прости… – сгорая со стыда, прохрипела я. Это последнее, что я помню до того, как потеряла сознание.
СПЛЕТНИ И ПОРОКИ
ВЫПИВКА
Где-то далеко надрывался телефон. Взял бы кто-нибудь трубку!.. От любого резкого звука тупая пульсирующая боль в затылке становилась еще сильнее и ужаснее. Попробовала открыть глаза, но даже тонкая полоска серого утреннего света, словно ножом, резала мою бедную голову.
– Том! – пробормотала я. – Возьми трубку!
Ответа не последовало, но трезвон прекратился. Глухо застонав, я откинулась на подушки. Хотелось только одного: забыться, провалиться в бархатную тьму, чтобы голова не гудела, точно по ней ударяли бейсбольными битами.
Тщетно пытаясь закрыться от всепроникающих солнечных лучей, я натянула простыню на лицо. Брр, как холодно! Подавив наступающую тошноту, попыталась нащупать ватное одеяло. Странно, даже на полу у кровати нет…
– Том! – застонала я, чувствуя, как от каждого произнесенного звука сжимается желудок, а мозг пронзает раскаленная игла. – Том, где одеяло? Мне холодно!
Казалось, я кричу во весь голос, но слабо работающее сознание подсказывало: мои слова чуть сильнее шепота. Немного громче – голова просто лопнет.
Наверное, приснился кошмар. Что именно было во сне – не помню. Там фигурировал Том, и я на него злилась. Еще мне вспомнился бар и почему-то Коул Браннон. С какой стати он приснился – не пойму.
– Том, – позвала я на этот раз чуть громче и внезапно поняла, что где-то рядом льется вода.
Вообще-то из спальни у меня душ не слышно. Неужели от жуткой головной боли появился феноменальный слух?
Похоже, одеяло придется искать самой. С трудом открыв глаза, я застонала, тут же ослепленная ярким светом. Мало-помалу зрение восстановилось, и я увидела комнату.
Тут до меня дошло: это не моя спальня.
Затуманенными от сна глазами я смотрела по сторонам, а душу терзали страх и полное недоумение. Обшарпанный блекло-коричневый комод, четыре года назад купленный на распродаже, заменили на новехонький черный шкаф с массивным овальным зеркалом. Вместо застиранных льняных занавесок на крохотном оконце – тончайший белый тюль, почти не защищающий от солнца, льющегося в огромные, от пола до потолка, стекла. Я лежала среди белых атласных простыней, а кровать, которую они устилали, как минимум в два раза превышала по размеру мою двухспальную. Вокруг безбрежное море белого как снег ковра, а сама комната больше, чем вся моя квартира.