Монополии государства на рынке здесь соответствовала монополия государственной партии в гражданском обществе. Государственная партия поглощала, всасывала в себя все другие институты гражданского общества, выступая в качестве единоличного его представителя. Тем самым жизнь гражданского общества превращалась во внутрипартийную жизнь, а его отношения с государством сводились к отношениям с государством одной-единственной партии.
КПСС – самый важный и самый непонятый феномен советской эпохи. Эта сложная социальная организация самоопределялась как партия, что и стало причиной многих последующих заблуждений. Впрочем, для такого позиционирования были исторические причины. КПСС возникла на базе дореволюционной ленинской партии. Но последняя тоже мало походила на партию в демократическом ее понимании. Эта была партия «нового типа», своего рода эмбрион будущего политического строя в теле империи. После революции, когда большевистская партия была имплантирована в разрушенную государственную машину, она и вовсе потеряла признаки партийности. В известном смысле происшедшее напоминало операцию по внедрению «социальных стволовых клеток» в стареющую государственную ткань, что привело к ее омоложению и перерождению.
В возникшем на данной основе государственном механизме КПСС была чем угодно, только не партией. Это было «внутреннее государство», гражданский дублер государственных функций. Советская система была двухслойной, государство состояло как бы из двух частей – партийной и собственно «советской», находившихся между собой в сложном диалектическом взаимодействии. За первой были закреплены преимущественно политические функции, за второй – административные. Эти две ипостаси коммунистической государственности проникали друг в друга до такой степени, что были практически неразделимы. И все-таки они не совпадали.
Однако такая двойственность присуща любой современной демократии. Гражданское общество и политическое государство – две стороны одной медали, два проявления единой буржуазной власти. Гражданское общество в современной демократии – это тоже своего рода «внутреннее государство», механизм формирования политической воли, реализуемой впоследствии государственной властью. Гражданское общество и политическое государство в любой демократической системе неразрывно связаны между собой, но при этом никогда до конца не сливаются.
По своей политической сути КПСС была сублимированным гражданским обществом в стране с монополистической экономикой государственно-капиталистического типа. И если в западной демократии свободе рынка соответствует стихия гражданского общества, то в Советской России монополия государства в экономике получила отражение в иерархии отношений внутри гражданского общества.
На протяжении многих лет КПСС довольно успешно справлялась с миссией «производителя политической воли господствующего класса». В ее ткань со временем были ассимилированы все сколько-нибудь значимые советские элиты (что нашло отражение в признании советского государства «общенародным»). Необходимое равновесие между этими элитами поддерживалось через сложный механизм кадрового распределения. При показном единодушии, которое во многом обусловливалось «соревнованием социализма с капитализмом», внутрипартийная жизнь представляла собой непрекращающийся подковерный процесс согласования многообразных социальных и групповых интересов. И хотя при жизни Сталина это было не так заметно, тот способ, каким обеспечивалась преемственность власти после его смерти, однозначно свидетельствует, что окончательные решения всегда становились следствием консенсуса определенных политических кругов. КПСС переплавляла групповые интересы в сталь политических решений и в этом смысле вполне резонно могла считаться руководящей и направляющей силой советской политической системы.
Однако упадок государственного капитализма привел к упадку и его политической надстройки. Механизмы, призванные обеспечивать бесперебойное и эффективное принятие политических решений, все чаще давали сбой. Интересы партийной бюрократии возвысились над всеми остальными. Стремительно начали развиваться два взаимосвязанных процесса: партийная бюрократия ушла в отрыв от других элит, теряя с ними связь, и одновременно последние стали отождествлять КПСС исключительно с партийной бюрократией. Социальные функции КПСС, и так не очень прозрачные, окончательно замутились, и в конце 1970-х годов она вступила в стадию глубокого системного кризиса, что, естественно, повлекло за собой кризис всей государственной системы.