Ммм… А там, это, кстати, где? Сверяюсь с геолокацией и торжествующе присвистываю. Да. Есть такое заведение. Не очень далеко. На метро несколько станций, а на мотике вообще близко. Любопытно. Надо бы наведаться, разузнать: что почём, какой график, во сколько у неё смены начинаются…
Глава 3. Закусочная из 50‑х
Свалил! В первый же учебный день свалил! Нормально? Мне тут, значит, его зачётку со студаком вручили, велели передать, а он свалил. Трындец. И таскай теперь с собой. Мне оно надо? Я девочка, мне ещё рожать, а тут какая‑то макулатура неподъёмная… Сказала я, вечно бегающая с кипой курсовых работ и докладов, собранных у всего потока, ну да ладно.
Ладно. Свалил и фиг с ним. Зато из плюсов: на моё место больше никто не посягнёт. И лезть никто не будет, а то, блин, «может затусим вечерком»? Предложение меня просто в дикий ступор ввело. Пару часов назад он меня знать не видел, из лужи окатил и вдруг планы начинает строить. В его голове салат оливье?
Кстати, о салатах. У меня сегодня законный отгул, но уже на половине пути до дома Нинка присылает сообщение: «Подмени, плиз, позарез надо. Хотя бы часа на три. У меня зубной, всю ночь не спала, чуть не сдохла». Отлично. У неё всё как всегда в последний момент, но Нинку я люблю, и она меня часто выручала, поэтому отказать не могу.
Печатаю ей ответ, толкаясь в давке метро и норовя улететь при торможении на кого‑нибудь из сидящих: «На два часа смысла нет, давай тогда с пятницей поменяем смены», после чего, изрядно помятая, выплёвываюсь на следующей станции, чтобы сменить направление.
«Ты лучшая. С меня кренделя», приходит ещё минут через пять. О, кренделя — это хорошо, кренделя я люблю. Особенно в шоколаде и с кокосовой посыпкой.
Нашу кафешку в стиле американских дайнеров (прим. авт.: Дайнеры — типы закусочных) я просто обожаю. Сколько я тут? Года два. И уходить пока не планирую. Атмосфера невероятная, начальница золотце и очень дружный коллектив, несмотря на то, что в таких заведениях постоянная текучка и вечная нехватка персонала.
Да, частенько зарплата задерживается, да и график уматывает, тяжело проводить по столько часов на ногах, а потом ещё переться через полгорода домой своим ходом, но всё равно. На данный момент я бы не хотела менять это место, ну а дальше поживём‑увидим.
— Привет, — здороваюсь с Устиньей и Лизой, без дела бездельничающими у стойки. Сидят на высоких барных стульях, сплетничают, ножками болтают, чаёк попивают. Время пяти нет, так что в закусочной практически пусто. Основной наплыв идёт когда у всех заканчивается работа.
— Сегодня вроде ж не ты, — удивляется Лизка, теребя кончик малинового хвоста. — Соскучилась?
— Нинка опять с зубами мучается.
— Ха, брешет, — хихикает Устинья, сдувая со лба чёлку‑пони. — Сто пудов на свиданку умотала.
Ага. Было у меня такое предположение, между прочим.
— Да и ладно, пускай развеется. Зато она мне кренделя обещала, — миролюбиво пожимаю плечами, ныряя за дверь служебки. Моя смена официально начинается лишь через час, но я сразу переодеваюсь в форму и заплетаю две косички. Очень неловко, когда в тарелке с бургерами вдруг обнаруживается рыжий волос. И на повара не свалишь, она у нас крашеная блондинка.
— Амина, привет, — целуюсь в щечку с пышногрудой девчонкой, топчущейся у плиты. Ну как девчонкой. Ей уже за тридцать, но она очень клёвая, с «молодняком» общается без загонов. А ещё беременная. На седьмом месяце. Скоро уйдёт и чувствую, мы будем реветь здесь все крокодильими слезами.
— Разве ты сегодня?
— Нинка опять баламутит воду.
— Что, очередное свидание с новым ухажёром?
— Понятия не имею, — повязываю фартук и вкладываю в кармашек ручку с блокнотом. Патроны на месте, полная боевая готовность. Устинья давно печатает заказы на телефоне, а я никак не могу приноровиться. Мне по старинке привычней. — Ильдар, что у нас в стопе (прим. авт.: «стоп» — сокращено Стоп‑лист. Перечень продуктов, которых нет в меню)? — спрашиваю второго стажирующегося повара, брата Амины. Чисто семейный подряд. Он её заменит когда сестра в декрет утопает. Повар шикарный, это у них генетикой заложено, как и исконно восточная внешность, но тот ещё паяц.
— Ничего, — давит тот лыбу во все свои тридцать два. Хотя вряд ли зубы мудрости почтили его своим вниманием. Значит, в двадцать восемь.
— Ничего? — подозрительно переспрашиваю. Знаю я его «ничего».
— Ничего.
— Баварские есть?
— Нет.
Что и следовало ожидать.