— Попался! — хрюкнуло нечто, размахивая оружием. Перед моим носом!
Понимая, что сейчас сбудется мечта деда (вправят мне мозги, и не только!), я выдал первое, что пришло в голову:
— Уважаемый! К вам деловое предложение!
Поросячьи глазки с ненавистью уставились на меня. Трясущийся сзади мужик дал деру — так, что пятки засверкали.
— Тут конфуз возник… Не поможете сортир починить? — кивнул я на покосившуюся доску.
— Совсем рамсы уже попутали! Тьху на вас, вредителей! — рявкнули мне в ответ.
Наученный дедом, понял, чем честный пролетарий обижен. Лопата — тоже вполне неплохое средство атаки.
Покопавшись в карманах, я нашел банкноту. А стоило ее вытащить, как существо отказалось от своих принципов. Еще и хрюкнуло довольно:
— Будет сделано через час!
Пока те двое пытались разбудить деда и во дворе шла стройка (заросший говорящий поросенок уже принес молоток и гвозди), я решил не терять время и вернуть бедную карету.
Покружив немного, таки нашел следы от колес и вышел к транспорту, увязшему в грязи. Из белой карета стала черной, источая неописуемые ароматы. Так еще и вместо позолоты была украшена куриным пометом! Лошадей видно не было. Зато нашлись какие-то подростки, согласившиеся за вторую банкноту (а видели они ее впервые) дотолкать карету до дома.
Стоило остановиться во дворе, как колесо на моих глазах отпало. Карета предупреждающе скрипнула…
— А починить и отмыть сможете? — Порывшись в кармане, нащупал еще одну бумажку.
— Не вопрос! За день сделаем! — Мальчишка выхватил ее прямо из рук.
Разоренный коммерсантами местного разлива, я поплелся в дом. Из окна выглядывал обеспокоенный Тильбо. Стефана уж было не видать…
— Почти закончил, господин! — помахал мне молотком с крыши поросенок. Хоть один уважение проявил! Заслуживает чаевые.
Проковыляв в дом, я с удивлением обнаружил, что никого нет. Ну, никого бодрствующего. Дедок храпеть продолжал. На единственной койке! А девчонка с Захаром смылась…
Плюхнувшись на стул, я запустил пальцы в слипшиеся волосы и громко вздохнул. Черти что… Не-е-ет, я заставлю всех себя уважать! Чтоб дедами своими не разбрасывались и туалеты чинить не просили! Это где видано, чтоб господин Готи…
— Квасик нашелся… — Тильбо подвинул ко мне кружку.
Я отмахнулся. Устал… Просидев так еще немного, я стал постепенно раскисать. Тело становилось ватным, голова не варила… Да и сумерки спускались на землю. Я и не заметил, как отключился прямо за столом.
Вот только сон мой длился недолго. Посреди ночи я проснулся от трескучего звука… И сильного запаха гари.
— Кхе-кхе… — кашлял кто-то за моей спиной. — Опять не горят!
Я едва смог разлепить веки. От едкого серого дыма тут же заслезились глаза и защекотало в носу. Прерываясь на кашель, я что есть мочи завопил:
— Тильбо! Неси воду! Горим!
— Да не мы горим! — воспротивились за моей спиной. — И они — не горят!
Голос был мне не знаком — гнусавый, с акцентом… Не дедов точно!
— Кто, они? — Обернулся. И от страха чуть ли не опрокинул стол!
Горел портрет! Причем, горел изнутри! Само изображение никак не закоптилось, даже рама и стена вокруг оставались не тронуты.
— Не кто, а что. Рукописи! — вещал дядька с портрета. И вот из камина у него дымило натурально!
— Вы… Вы… — стал заикаться я, нащупывая тросточку. Так, на случай самообороны. Но поблизости ее не оказалось!
— Гоголь, Николай Васильевич. Разве меня вам не представили? — обиделся дядька с немодным каре. Еще и бровь изогнул.
— П… представили! Только вы же… апчхи! Нарисованный!
— Но это ведь не мешает нам вести questa conversazione? — резонно заметил собеседник и одним взмахом потушил пламя позади себя. Наконец-то!
Я почувствовал к нему некоторое расположение.
— Бывали в Италии?
— Много лет там прожил… — с ностальгией улыбнулся Николай Васильевич. — Наверное, вам известно о красоте тех мест.
— Конечно! Не раз ездил, от нас это рукой подать! — Я даже расслабился. Ну, не с местными коммерсантами же мне беседы водить? И тем более не с рогатым поросенком!
— Признаться, редко встречал выходцев из Большой Валахии. Простите?..
— Марко. Можно просто Готи.
— Будем же дружны, Готи. Видите ли, беда в этих местах, — кивнул Гоголь за мою спину. Дым волшебным образом исчез, как и удушливый запах. — Племянник мой совсем от рук отбился. Ну, моголевская порода… Сами понимаете…
Дед так и лежал на кровати со сложенными на груди руками. Тильбо то ли исчез, то ли странным образом оглох.
— Надежда вся на вас.
— На меня?! — Аж поперхнулся. — Вот честно, на меня вообще не надо…
— А придется, голу-у-убчик, — усмехнулся Гоголь, и около его глаз появились складочки морщин. — Края ведь эти непростые… В них много богатств заложено.
— Золота? — оживился я.
— Есть вещи куда ценнее золота. Столько историй в этой земле, столько колдовства в ее недрах… Да и на поверхности немало. Жаль, пользуются ею неправильно.
— Ай! — отмахнулся я. — Не за магией я приехал! Меня, понимаете ли, завхозом сюда сослали! Чтоб в грядках копался, роды у Дуньки принимал и клозеты сколачивал! А я в родные кодры хочу! Чтоб ракия через край лилась, скрипка играла… чтоб жизнь как праздник была! — горячо разошелся я. — А не как пытка!
— Тш-ш-ш! — Гоголь приставил длинный палец к губам. За окном подозрительно быстро стало рассветать. — Петухов раньше времени поднимите! Вам разве жизнь дана, чтоб так бестолково ее прожигать? Вы только вдумайтесь: вам, Марко, скоро полвека исполнится. Да, по вампирским меркам — ничто, но за эти пятьдесят лет вы только и делали, что прикладывались к стакану, плясали под скрипку и гуляли с девицами! — возмутился моралист. — Ах, забыл! Еще и деньги спускали. Пачками за день!
— Имею право! — Я подошел к нему вплотную, уперев руки в бока. — Вам какое дело?!
— А такое, голубчик! — Нагнулся ко мне Гоголь и вдруг схватил за грудки. — Все ваши пра-пра… с того света возвращаться хотят! От возмущения! Может, вам предназначено благими делами заниматься… а не ставить свой род в дурное положение!
Громкий крик петуха заставил вздрогнуть. С перепугу я подскочил с места. В окно уже пробиралось неяркое солнце. Протерев глаза, огляделся. Дед дрых без изменений. Тильбо видно не было. Следов пожара в доме тоже не осталось.
— Почудится же… — Покосился на портрет.
Дядька, с виду спокойный и безмятежный, лишь еле заметно моргнул… и вдруг погрозил кулаком.
Глава 7. Черти что
Глава 7. Черти что
— Послали соседей, — фыркнул я, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в мутном зеркале. — Один — старый хрыч… другой, — несмело покосился за спину, — творческий на всю голову! Еще и права качает. Тильбо!
Гоблин не откликнулся. Надо же…
— Ты что, в штанах запутался? — отшутился я, вспомнив, как Тильбо затягивал обновку до подбородка.
Сени пустовали. Не надев сюртук, я вышел во двор и наткнулся на… карету. Вроде как мою, белую, с позолоченным гербом… вот только мутировавшую. Все четыре колеса были разными: одно — от старенькой брички, два других — от телеги и лишь дальнее было родным. Вместо удобного сидения кучера прибили полусгнившую доску. В общем, на таком драндулете далеко не уедешь! Да и на ком? Лошади-то разбежались! Только вдалеке паслась одинокая коза, время от времени прерываясь на "Ме-е-е!".
Недалеко от восстановленного клозета вдруг зевнул стог сена. А после еще и икнул. Я с недоверием подошел ближе. Он вдруг обдал меня "амбре" не первой свежести, и из сена показалась заспанная морда Стефана.
— Господин…
Чуть дар речи не потерял!
— Воды-ы-ы, — сипло выдохнул кучер, и меня отнесло на пару метров назад.
— Ты где был, обормот?!
— Там… — ткнул он куда-то в сторону, а затем на рот: — Ы-ы-ы…
Я что, знаю, где тут воду брать? Вот что-что, а бражка в доме точно была!
Немудрено, что нашелся пузырек в столе.