Впоследствии я долго называл это время "периодом любовной горячки". Сила желания и пыл компенсировали нехватку опыта и знаний. Это было прекрасное время. Конечно, тогда мы не могли оценить его по достоинству. Чувствовали себя обделенными. Мечтали заниматься любовью в постели. Думали, что это было бы гораздо приятнее. Пожалуй, кровать символизировала для нас нечто большее, нежели удобство. Она означала законность и свободу любви. Нас раздражала необходимость скрываться и терпеть физические неудобства в машине. Иногда мы стелили возле автомобиля пляжное полотенце или одеяло. Это вносило в ситуацию приятную перемену, однако не заменяло полностью кровать.
Поскольку у нас не было другого опыта для сравнения, мы не могли оценить эти условия по достоинству. Заднее сиденье старого "шевроле" на самом деле было отличным местом для секса - в отличие от кровати, там было обо что упереться. К тому же мы располагали значительным пространством. То, что мы не могли заниматься этим каждый день или вечер, только усиливало предвкушение и радость от происходящего. Теперь мы знаем, что подобную остроту ощущений трудно сохранять при постоянной совместной жизни.
Также нас стала тяготить необходимость использовать презерватив. Сначала мы не придавали этому значения. Получаемое нами удовольствие было так велико, что мы не воспринимали презерватив как помеху. Он казался мелочью по сравнению с испытываемым наслаждением. Постепенно ситуация начала меняться. Мы предавались более смелым экспериментам, я ласкал органы Пегги снаружи обнаженным членом и затем ненадолго вводил его внутрь. Ощущения были восхитительными. Мы начали мечтать о том дне, когда можно будет обходиться без всяких разделяющих нас барьеров. Помимо того, что презерватив притуплял физические ощущения, он также разрушал психологический настрой. Во-первых, нам приходилось прерывать занятие любовью в тот момент, когда возбуждение стремительно нарастало. Даже обладая определенным опытом, трудно надеть его, не изменив заметным образом свое душевное состояние. Во-вторых, ещё сильнее нас огорчала необходимость отвлекаться по завершении полового акта. После оргазма мы любили оставаться в объятиях друг друга, сохраняя полную близость. Эти мгновения были для нас едва ли не самыми приятными. Вскоре мы узнали, что при этом презерватив может соскользнуть, особенно в летнюю жару вследствие обильного выделения смазки. Однако нам не хотелось преждевременно разрушать наш настрой.
По прошествии многих лет эти помехи кажутся незначительными в свете той радости, которую дарили нам наши крепнувшие отношения. Мы были не только любовниками, но и лучшими друзьями. Подолгу беседовали обо всем на свете, строили планы относительно нашей будущей совместной жизни. Думаю, боязнь того, что посторонние узнают о нашей сексуальных контактах, ещё сильнее сближала нас. Мы оба имели друзей того же пола, что и каждый из нас, однако не делились с ними нашей тайной.
Совместное сексуальное просвещение было волнующим приключением. Наши родители познакомили нас только с основными фактами. Я слышал о многом от приятелей, но эти разговоры не давали достоверной информации о сексе. Мы учились посредством личного опыта и обсуждений. Мы были совершенно неискушенными. Это не стало для нас существенной помехой, поскольку мы действительно любили друг друга и проявляли взаимную чуткость. Однако мы не рекомендуем другим молодым людям оставаться столь же неосведомленными. Это может быть слишком опасным. Например, если бы я принудил Пегги к половому акту раньше, чем она оказалась готовой к нему, её могло бы охватить чувство вины, преодолеть которое нелегко. Конечно, такое может произойти и с парнем, однако в нашем случае эта опасность была более реальной для Пегги. В наше время общество требовало от девушки воздержания от добрачного секса. В целом подобный грех охотнее прощался юношам, поскольку их сексуальные потребности в период созревания считались менее контролируемыми. Конечно, такое отношение постепенно уходит в небытие, но, к сожалению, многие люди по-прежнему разделяют подобную позицию.
Вероятно, ещё большая опасность заключалась в том, что Пегги могла забеременеть. Принимая во внимание позицию родителей и моральную атмосферу нашего маленького сообщества, нельзя точно сказать, как бы мы пережили такую ситуацию. Нельзя не признать, что она привела бы определенной душевной травме. Даже если бы родители смогли справиться с ощущением стыда и оказали нам психологическую и эмоциональную поддержку, раннее начало семейной жизни при наличии ребенка сильно отличалось бы от того, каким оно стало в реальности.
Пегги:
Я полностью разделяла радость, которую испытывал Джеймс, однако постоянно переживала из-за тайного характера наших любовных свиданий. Мои родители беспокоились по поводу того, чем мы занимаемся вдвоем. Обычно за завтраком меня спрашивали, в котором часу я вернулась домой и где мы были. Мне никогда не задавали прямых вопросов относительно характера нашей близости, но я знала, что старших интересовало именно это. Я ощущала себя преступницей, которая скрывает свое преступление. Я часто плакала и мечтала о том времени, когда нам не придется прятаться.
Мы заканчивали среднюю школу и безумно хотели пожениться сразу после получения аттестата. Наши родители - мои и Джеймса - одобряли наши планы в принципе, но хотели, чтобы мы сначала поучились в колледже. Мы не могли смириться со столь долгим ожиданием и пришли к компромиссному решению. Джеймсу предстояло отправиться на год в колледж, а мне - остаться дома, работать и откладывать деньги, чтобы мы могли пожениться в конце года.
Когда в мае 1954 года мы закончили школу, казалось, что все обстоит благополучным образом, однако наш план едва не сорвался. Я начала работать секретарем спустя неделю после завершения учебы, а Джеймс отправился на летние курсы при университете штата Миссисипи. Боязнь того, что задержка с учебой грозит Джеймсу отправкой на воинскую службу, обусловила наше решение относительно того, что я буду работать, а он продолжит учебу. Мы считали, что получение высшего образования важнее для Джеймса, чем для меня. Мы были воспитаны на традиционном распределении ролей между мужчиной и женщиной.
Сильнее всего нас огорчала предстоящая разлука - правда, Джеймс собирался приезжать домой на уик-энды. Мы пережили это лето, но наша физическая любовь становилась ещё более страстной. Мы продолжали предохраняться от беременности, но в сентябре у меня не начались месячные. Я испугалась возможной беременности. У меня никогда не было строго регулярных месячных и, возможно, мне не следовало сильно волноваться. Однако я не могла справиться со страхом.
В начале октября мы решили тайно пожениться - на всякий случай. Однако оказалось, что я вовсе не беременна. Мы испытали огромное облегчение, но решили никому не говорить о нашем бракосочетании. Нам показалось, что лучше всего осуществить наши планы в отношении свадьбы в конце учебного года.
Тем временем мы внесли серьезные изменения в нашу сексуальную жизнь. Подозрения по поводу моей мнимой беременности здорово потрясли нас, и мы решили больше не рисковать. Договорились о том, что не будем заниматься сексом до свадьбы. Мы искали другие способы, позволяющие удовлетворять друг друга. Поскольку юридически мы были мужем и женой, я перестала испытывать чувство вины из-за секса и могла свободно делать вещи, которые прежде смущали меня. Однако мы не занимались оральным сексом. Мы даже не знали о его существовании. На самом деле мы познакомились с ним и сделали его частью нашей сексуальной жизни, лишь когда нам исполнилось тридцать четыре года.