Люди на корабле, похоже, услышали крики, потому что с корабля раздались возгласы на странном языке, и он двинулся к ним, всё ближе и ближе.
— Проснись, Камикадза, проснись! Там действительно корабль! — тормошил её Рыбьеног. — Даже больше одного корабля!
И когда Камикадза открыла глаза, они там были, семь кораблей, а на передней палубе первого корабля, прямая и высокая, как резная фигура, держа над головой факел в правой руке, чтобы они могли видеть сквозь туман…
…стояла бабушка Медвежонка.
— Надеюсь, мы не слишком поздно, — сказала она. А потом она увидела распростёртое тело Иккинга на столе. — Хотя, может быть, и поздно, — с сожалением добавила она, но и, возможно, с некоторым количеством мрачного удовлетворения.
Семь кораблей Кочевников последовали за «Американской Мечтой 2» через Великий Западный Океан. Кочевники — лучшие следопыты в мире, так что это самый подходящий народ, если нужно кого-то выследить.
Они знали, что за последний час стали ближе к «Американской Мечте 2», потому что им начали попадаться обломки кораблекрушения. Подсвечники, бочки овощей и банки пива, стулья, вёсла, карты, чашки, мечи и кастрюли — все безумные остатки обречённого путешествия.
Они поднимали всё, что могли найти, на случай, если что-то окажется полезным или ценным, потому что Кочевники — небогатый народ, и для них это было бы сокровищем.
Один из кораблей даже выловил странную Летательную Машину Норберта и пристроил её на задней палубе, и теперь он выглядел так, будто вот-вот взлетит в небо.
Бабушка Медвежонка начала было думать, что Иккинг утонул, или высадился на берег Америки, когда в отдалении они заметили плавающий стол.
Оказалось, что бабушка Медвежонка была удивительно хорошей медсестрой, а не только непревзойдённым мастером по Проклинаниям. Она гораздо лучше разбиралась в медицине, чем Старый Сморчок, доктор Племени Хулиганов, чьи лекарства и снадобья из помёта чаек, смешанные с паутиной, часто заставляют вас чувствовать несколько хуже, чем до того, как вы обратились к нему.
Через пару часов и некоторого количества лекарств бабушки Медвежонка, глаза Иккинга открылись, чтобы увидеть лица Рыбьенога, Камикадзы, Штормилки, Беззубика, Медвежонка и бабушки Медвежонка, смотрящих на него сверху вниз.
— Я думал, что вы покинули нас, — сказал удивлённый Иккинг бабушке Медвежонка.
— Почему ты так подумал? — возмутилась бабушка Медвежонка. — Мы не могли следовать за вами в тех малюсеньких шлюпках. Мы должны были добыть несколько приличных кораблей. Мы, Кочевники, народ слова, в отличие от некоторых других людей, которых я могу назвать.
20. ТИКАЛКА НАЧИНАЕТ ТИКАТЬ ГРОМЧЕ
Опять же, я не буду утомлять вас деталями долгого путешествия домой, драконами, которых они увидели, штормами, в которых они выжили, всеми опасностями перехода, иначе мы бы застряли здесь навсегда.
Каждый день Иккинг проверял показания тикалки. По мере того, как они приближались к дому всё ближе, ближе и ближе, их сердца наполнялись волнением.
Но что-то начало тревожить Иккинга. Что-то, что Старый Сморчок сказал на берегу в день Межплеменного Дружеского Заплыва. Он сказал Иккингу, что он должен вернуться в течение трёх месяцев, пяти дней и шести часов.
Но почему Старый Сморчок так сказал?
Это может показаться очевидным для вас, дорогой Читатель, потому что вы знаете все факты, но никогда никому из них не приходило в голову, что Заплыв, в котором они участвуют, был либо чрезвычайно важным (ведь это был всего лишь Дружеский Заплыв, чего им волноваться, в конце концов, да и на Архипелаге всегда проводились Соревнования), либо что Заплыв всё ещё мог продолжаться, всё это время.
Так что Иккинг не знал, почему Старый Сморчок сказал тогда такое точное время. И это беспокоило его, потому что, судя по данным тикалки, к этому моменту они отсутствовали три месяца, четыре дня и тринадцать часов, и они всё ещё были, по крайней мере, в двух днях плавания от Архипелага.
— Не понимаю, почему ты об этом беспокоишься, — сказал Рыбьеног, который был в весьма приподнятом настроении сейчас, когда они были почти дома. — Возможно, это вообще ничего не означает. Ты же знаешь Старого Сморчка. Он не такой-то уж великий предсказатель, а порой и немного чокнутый.
— Но что, если это всё-таки что-то значит? — настаивал Иккинг. — Что, если Старый Сморчок предвидел, что случится с нами… он знал, что мы не вернёмся в тот же день, ведь так? И смотри, мы возвращаемся почти точно в то время, которое он сказал, с поправкой на то, что мы немного опаздываем, а он категорически велел мне не опаздывать…
На следующий день Иккинг стал даже больше беспокоиться, а тикалка начала тикать громче, как и предупреждал Старый Сморчок.
ТИК-ТАК-ТИК-ТАК-ТИК-ТАК.
— Смотри! — сказал встревоженный Иккинг. — Это значит, что осталось всего лишь шесть часов, и даже если день будет очень ветреный… — он сверился с тикалкой, — мы в ДВАДЦАТИ ЧЕТЫРЁХ часах плавания… мы можем опоздать!
— Опоздать для чего? — в раздражении спросил Рыбьеног. — В любом случае, мы ничего не можем с этим поделать, а Старый Сморчок, вероятно, ничего не имел в виду, когда это сказал.
Волнуясь, Иккинг крутил-вертел в руках тикалку, вдруг задняя крышка ёё открылась, и в первый раз он заметил, что наряду с маленькими деликатными движущимися колёсиками на внутренней стороне была крошечная, едва заметная надпись. Две буквы. Ч.О.
Сердце Иккинга забилось немного быстрее, потому что он видел эти буквы раньше и знал, что они означали.
Чернобород Оголтелый.
Иккинг полагал, что эта тикалка была сделана отцом Норберта, Землекопом, и он всегда чувствовал себя немного виноватым в том, что украл её у Норберта.
Но, похоже, Землекоп, сам украл её.
А тикалка, безусловно, принадлежала Наследнику Черноборода Оголтелого, а Наследником Черноборода Оголтелого был…
…Иккинг.
И теперь он был абсолютно убеждён, что существует определённая причина тому времени, которое дал ему Старый Сморчок. Он ещё не знал, что это была за причина, но был уверен, что существует нечто, чего он ещё не понимает.
Что-то, в чём всё было взаимосвязано, как крошечные колёсики, вращающиеся в устройстве перед ним.
Шесть часов.
ТИК-ТАК-ТИК-ТАК-ТИК-ТАК — тикала тикалка, ещё немного громче.
Они никогда не доберутся туда за шесть часов… на корабле.
Иккинг посмотрел вверх, и его глаза остановились на странной Летательной Машине Норберта, выловленной из моря бережливыми Кочевниками и теперь крепко привязанной к резной фигуре одного из кораблей Кочевников.
Сегодня был очень сильный ветер.
Иккинг знал с того времени, когда имел опыт полёта на Римском Наблюдательном Воздушном Шаре (это длинная история, не спрашивайте),[6] что лететь — гораздо быстрее, чем плыть.
Если бы только эта Летательная Машина на самом деле РАБОТАЛА.
Рыбьеног увидел, на что смотрит Иккинг, и догадался, о чём он думает.
— О нет, Иккинг, серьёзно, должно быть ты ШУТИШЬ! Вспомни, сколько раз они пытались запустить эту штуку во время плавания? А сколько раз она падала с неба, как камень? Эта Летательная Машина не работает.
— Мы думали, что Машина Не-Дай-Кораблю-Затонуть-и-Отпугивай-Больших-Морских-Тварей не работает, ведь так? — заметил Иккинг. — И мы были неправы.
— Но мы сейчас так близко… так близко… и такие ЖИВЫЕ, что самое важное, — выдохнул Рыбьеног. — Какой СМЫСЛ рисковать всем прямо сейчас, после всего, что мы пережили, когда мы и так почти уже там? Нет, на этот раз я решительно против, Иккинг. Я не могу позволить тебе это сделать…
ТИК-ТАК-ТИК-ТАК-ТИК-ТАК-ТАК-ТИК — тикала тикалка.
21. КОНЕЦ ЗАПЛЫВА
На продуваемом ветрами утёсе, на вершине Смертоносных Гор, в окружении Смертоносных Воинов, с закованными в кандалы руками, стояли величественные, полные достоинства Стоик Обширный и Большегрудая Берта. Они были слишком гордые, чтобы показывать страх. Они покажут Кишкомоту Смертоносному, как смело может умереть Вождь. Перед ними было Место Небесного Захоронения, к которому их крепко привяжут, а затем оставят, беспомощных, на растерзание Небесным Драконам. Ничего не останется от их останков.