Поскольку условности описания Санкт-Петербурга в путеводителях и канонических литературных текстах в XVIII и начале XIX века в значительной степени совпадали, можно было бы со всем основанием ожидать, что аналогичные закономерности развития будут преобладать и в более поздние периоды. В какой-то степени, конечно, так оно и есть. В 1830-х и 1840-х годах появилось новое поколение авторов путеводителей, которые, в соответствии с тенденцией изображения «маленьких людей» в поэзии и художественной литературе, начали создавать описания города, где беспрецедентное внимание уделялось менее обеспеченным слоям населения. А. П. Башуцкий, например, в своей новаторской «Панораме Санкт-Петербурга» 1834 года делит жителей столицы на пять различных категорий (высшее общество, образованная публика, третье сословие, иностранцы и низшие классы), а затем уделяет десятки страниц описанию внешности людей и присущих им жизненных привычек [Башуцкий 1834, 3: 12–210][27]. Точно так же в своем «Описании Санкт-Петербурга и уездных городов С.-Петербургской губернии» И. И. Пушкарев уделяет огромное место привычкам мелких ремесленников, уличных торговцев и обычных столичных мошенников [Пушкарев 1841, 3: 1–55]. Введение такого социологического материала в путеводители, хотя и было, несомненно, значительным, тем не менее не привело к изменению тона на более мрачный, что было характерно как для поэтических, так и для художественных описаний Санкт-Петербурга указанного периода. Причины этого связаны отчасти с характером путеводителя как жанра. Центральная идея путеводителя, представление о читателе как о реальном или потенциальном туристе, а о тексте – как о функциональном навигационном пособии, способствует положительному отношению к описанной местности. Выбирая тот или иной город или место для описания, автор помечает его как достойный пункт назначения и культивирует желание читателя исследовать объект. Читатель, как он подразумевает, в результате получит удовольствие, знания или какую-то другую ощутимую пользу. Хотя авторы путеводителей могут признавать и признают недостатки в описываемых ими пейзажах, хотя они могут предоставлять информацию о неприятных или трагических аспектах местной истории и жизни, они должны формировать материал так, чтобы не снижать интерес к путешествиям по региону, иначе они рискуют лишить текст его функциональности и назначения. Чтобы правильно вписаться в повествование, чтобы полностью погрузиться в книгу, читатели должны захотеть двигаться по маршруту, предложенному автором; они должны сохранить свой энтузиазм в процессе изучения местности. По этой причине в путеводителях стихийные бедствия, скандалы, провалы в управлении и другие негативные события часто преподносятся как неудачи, которые были или могут быть преодолены и которые должны послужить читателю уроком, или как слегка щекотливые эпизоды, придающие пикантность имиджу региона. Бедность, преступность и другие социальные проблемы редко вызывают крайнюю степень ужаса и пафоса, нередко встречавшихся в поэзии и художественной литературе XIX века[28]. Во многих случаях описания жителей низшего класса служат в первую очередь созданию локального колорита.
27
Включающая в себя элементы разных литературных жанров, «Панорама» пытается удовлетворить множество потребностей одновременно. В предисловии сам Башуцкий дает понять, что она представляет собой нечто среднее между традиционной историей, статистическим сборником и путеводителем. Он подчеркивает, что выбрал небольшой шрифт, чтобы читатели могли брать с собой на прогулки отдельные тома. Запланированный четвертый том должен был содержать больше материалов для туристов, включая подробные описания местной архитектуры и серию исторических экскурсов. Его публикации помешали финансовые проблемы [Башуцкий 1986, 2: 8–9]. Комментарии Башуцкого см. в [Башуцкий 1986, 1: VIII, XIII].
28
В последней главе этой работы я обсуждаю ряд книг, условно относящихся к путеводителям, в которых образ Санкт-Петербурга пронизан ужасом и пафосом. Написанные в трудные годы Гражданской войны, когда многие российские интеллектуалы стали воспринимать Северную столицу как мертвую или умирающую, эти тексты представляют Санкт-Петербург в виде безжизненных руин. Однако стоит отметить, что даже в этих мрачных произведениях прошлое Санкт-Петербурга, его культурное наследие воспеваются, словно в панегирике.