А еще я все-таки сделал лимонный пирог из поленты. Не выбрасывать же такие дорогие ингредиенты. Можно было бы сесть на поезд до Шотландии на неделе и передать его бабуле Ви прямо в руки, но я не могу себя заставить. Уверен, она меня ненавидит, да и мне совсем не легко испытывать к ней симпатию. Не могу выкинуть из головы тот факт, что она отказалась от собственного ребенка, и как это, должно быть, повлияло на жизнь моего отца, и как все могло сложиться совсем иначе и для меня.
Но все-таки мне не стоило так говорить с ней.
Я поливаю Труляля и Траляля. Пирог стоит на столе рядом с растениями, по всей квартире разносится теплый пряный лимонный запах. Один только взгляд на пирог вызывает во мне чувство вины.
Так что я решаю взять его на работу.
– Этот пирог для тебя, Гэв, – бормочу я, выкладывая блюдо на прилавок. – Просто чтобы сказать спасибо за… Ну, ты понимаешь. За поддержку. За все.
Мне и в хорошие времена тяжело даются всякие речи, а уж когда у меня ком в горле – и подавно.
– Патрик, дружище! – восклицает он, улыбка до ушей. – Не стоило.
– Стоило. Я вел себя как полный придурок. Отнеси его домой жене и детям.
Не могу выдавить из себя извинения, но думаю, Гэв и так все понял.
После работы (день прошел намного лучше: «Мадам, рад сообщить, что отныне ваш велосипед в прекрасной форме») наконец-то добираюсь до прачечной. И сейчас я уже возвращаюсь на автобусную остановку с пакетом чистой одежды. В наушниках на всю громкость играют Coldplay, и я невольно покачиваю головой в такт, ну вы знаете, как это бывает. Должно быть, я выгляжу как последний идиот. Я перехожу дорогу и огибаю внушительных размеров лужу, когда откуда ни возьмись вылетает огромный грузовик и практически врезается в меня. Он вовремя выворачивает, водитель сигналит изо всех сил, тормоза скрипят. У меня почти случился сердечный приступ.
За рулем лысый мужчина с раскрасневшимся лицом. Он осыпает меня проклятиями. Я кричу ему в ответ: «Прости, мужик!» – и иду дальше.
Какого черта я извинился. Да, мне следовало посмотреть по сторонам, прежде чем переходить, но он точно превышал скорость. Я показываю средний палец удаляющемуся грузовику. Слишком поздно, водитель этого уже не заметит.
Эта ситуация заставляет задуматься. Если бы я умер, хоть кто-то расстроился бы? Возможно, Гэв. Да, Гэву было бы искренне жаль. Джудит (бывшая, которая все еще общается со мной – «Ты прекрасный человек, Патрик. Но как парень отвратительный»), возможно, пустит слезу. Линетт? Не думаю, у нее ведь теперь есть этот каменщик. Кто-то еще? Бабуля Маккриди? Вряд ли.
Мне кажется, бабуля будет жить целую вечность. Точно дольше меня. Особенно если я буду продолжать в том же духе. И когда я действительно помру, думаю, она даже не заметит. Эта ее помощница по дому будет сочувственно вздыхать, а бабуля Ви ей такая: «Эйлин, ради бога, прекрати. Я очень занята – раскладываю салфетки».
Когда ты оказываешься на волосок от смерти, говорят, что вся жизнь проносится перед глазами, не так ли? Ну, со мной ничего подобного не произошло, все, что я увидел – это разъяренное лицо водителя. Но теперь я, по-видимому, начинаю осознавать произошедшее. Кадры из детства мелькают в голове в такт музыке в наушниках. Я вспоминаю пять своих приемных семей. Целых пять! Среди них были и до жути строгие, и напротив, совершенно равнодушные. Помню, меня заперли в комнате в доме Миллардов за то, что я выругался. Помню, как Дженни и Адриан Фэншоу читали мне нотации о том, какой я неблагодарный. Помню, как таскал деньги из бумажников Грегсонов. Знаю, это неправильно, но я не мог ничего поделать – я уже тогда подсел на наркоту. Я был трудным ребенком.
Но в целом все было не так уж плохо. У меня всегда были еда, крыша над головой и какое-никакое образование. Иногда я даже привязывался к людям, но по-настоящему никому не доверял. Никого из своих опекунов я бы не назвал родителями.
В семнадцать я начал работать на Чарли, местного автомеханика. Мне нравилось разбирать машины и снова их собирать. Чарли был хорошим парнем. Я работал у него четыре года до тех пор, пока он не разорился. Затем наступил период безработицы, потом я работал садовником какое-то время, потом сошелся с Джудит, потом снова с ней расстался. После Джудит появилась Линетт. Я впервые увидел ее, когда у нее сломалась машина, и она стояла посреди улицы, растерянно набирая номер на мобильном телефоне. Девушка выглядела испуганной (но не просто испуганной; она выглядела чертовски сексуально в своей короткой юбке, с взъерошенными волосами и надутыми губками). Я предложил помощь. Я ведь хорошо разбираюсь в машинах, так что я мигом открыл капот и все починил. Линетт влюбилась в мою мужественную угрюмость – по крайней мере, так она мне говорила. Сама-то она нелюдимой не была. Линетт была полной противоположностью Джудит во всех смыслах. Хорошо воспитанная, начитанная и целеустремленная. Мы довольно быстро съехались. То есть я переехал к ней. Она снимала эту огромную шикарную квартиру и работала юрисконсультом. Пыталась «спасти меня», и это… ну, отчасти сработало. Во всяком случае, она приучила меня к здоровой пище. Никогда не думал, что подсяду на брокколи, но подсел! На какое-то время я даже полностью отказался от наркотиков. Справлялся с зависимостью с помощью бега и езды на велосипеде. Купил у Гэва хороший подержанный велик и заодно устроился к нему на работу. Линетт говорила, что это подойдет в качестве переходного этапа, но рано или поздно мне придется найти настоящую работу на полный рабочий день. Я все еще жду, когда это случится.