У американцев существует такое емкое понятие "СМЕЛ" - запах, дух, душок... Нынешний дворник безусловно и жених, и женишок, и чел, способный вызвать одноразовый шок, еще и уже не литературный герой, а только одноразовый… принц. А уж если и впрямь герой, то только герой только эпизодический. Даже если он по жизни мудрец.
Не стоит путать с российским поколением дворников и сторожей - отверженной духовной элиты горько легендарного совка. Дворник в резиновых печатках это очень часто и человек с прорезиненной душой... Уважать - да, но делать героем не обязательно.
И это - таки да, и дедушка Зяма Фройд говаривал тоже. Так пусть будет метромужик и его жена каратистка! Впрочем, в жизни работает иной сценарий. просто нельзя усугублять... Братва, вы же писатели... не этично сие...
Ой, таки... и всё-таки... когда задевается гендерный фактор репродуцирования зла, женщины обид не прощают... Я бы писал о женщинах и шире, и мягче... или вовсе не задевал их даже при толике присутствующего во мне таланта, Потому что всегда есть незримо допустимая грань толерантности...
А вот там, где заканчиваются просто литературные «селфи» и начинаются семейные паноптикумы - возникает беспощадность. Но тогда, какая же это фантастика? Это даже не бытовуха, это просто уже беда наша. У нас в семье при каждом выходе в люди, на люди, в окрест всяческих мест всегда образуется не более чем две-три фотки в серии, не более 2-3 серий за прогулку. И точка. За прошедшие совместные годы я давно и прочно усвоил, что и как снимать, но вот молодым нужно помнить. Камера не врет. Если вы не любите женщину, либо другой объект субъект съемки - то и не начинайте! Иначе получите по факту – только ещё эпизод очередного реалити-шоу. И кстати, непременно злой эпизод.
Сам я почти бесконечно пишу и читаю только гриновско-булгаковские фантасмагории. На сей раз корплю над: «QUESTO RОMANZO или Берег Феллини». Для того чтобы хотя бы изредка услыхать:
"Yuliya Bogdanova: Спасибо, Веле! Берег Феллини солнечный красивый роман."
Иной подобный рассказ из-под пера молодых просто цымес. Такое восторженное надо читать натощак, чтобы было где сделать разгон для эмоций – и воспарить, и живот надорвать, и воскреснуть. И всхлипнуть.
А вот имплантировать культурологию одними только литературными текстами и их обсуждениями - совершенно нельзя. Как здесь не крути, как притом не верти, а потребуются хотя бы некие базовые первичные знания о природе всяческих интервью, а то и скорее бегло написанных самоинтервью.
Нередко здесь на Лит-Нете присутствуют очень выпуклые и выразительные самобытные тексты. Не зажеванные, не мятые. И для возраста авторов молодежки - мудрые. В нем есть проблеск настоящего на настоящем языке на настоящих откосах событий и закосах на всамделешнюю жизнь. Хорошо, без переизбытка. Самодостаточная молодежка... Почти лекало. Это действительно некое лекало литдостоверности. Почти достоверное.
Сам я пишу всю сознательную жизнь, кажется с восьми лет. К шестидесяти созрело время романов. Сейчас 65-тый. Существует внутренний КОД и временной ритм автора. В замыслах 38 романов. Один украден, три выложены здесь. один всё ещё не дописан. За жизнь заплатили за 50 статей и 25 рассказов. Если собрать все гонорары вместе, то месяца два-три от прошлой жизни прожить...
Тексты зреют во времени. Они - факт культурологии. Хотя современная культурология – это не только факт фактографии - есть текст, его надо обсуждать, обсасывать на людях, перебирать как культовые культурологические четки. И слава не пройдет стороной. Если вы только будете работать над аурой своего литературного произведения не только и не столько как коммивояжер, а как около текстовый культуролог своего литпродукта.
Зяма Фройд был тщедушен и мал, и умирал в эмиграции в восточном Лондоне, сидя у окна и наблюдая в болезненных галюнах лондонский приморский ландшафт. У него в раковых метастазах дергалась его нижняя губа, а к тому же он переживал, что самого его – иудея и умницу так стыдливо обозвали Зигизмундом Фрейдом, дескать, вот вам поляк-диссидент австрийского разлива... брррр...
Так вот… Если Зяма Фройд так страдал, то великолепный огромный Густав Юнг бродил у своего двухэтажного бунгало на берегу Женевского озера в особых грязных и очень грубых на вид свитерах и решительно не здоровался с прогуливающимся семейством Чаплиных... Крассава! Вот это воистину грустно!