— Как я выгляжу? — спросил Ларри.
Он надел все свои докторские регалии из Гарварда. Его одеяния были малинового цвета, но на солнце они больше походили на ярко-розовые. Его рукава были отделаны черными бархатными полосками, на голове была щеголеватая черная бархатная шапочка с большой золотой кистью. На шее висела коллекция медалей — одни на цепочках, другие на лентах.
— Что это за металл у тебя на шее? — спросила я.
— А, эти? — Ларри взял золотой медальон на красной ленте. — Это за преподавательскую премию, которую я получил в Фэрфаксе. — Теперь он взял серебряный медальон на голубой ленте. — Этот я получил за выдающуюся научную деятельность. — Он пошарил вокруг и нашел третью медаль в форме книги. — Эта — от Английского Почетного Общества.
— А что насчет остальных? — Не унималась я.
— Эти? — Ларри вытащил еще три или четыре медали из клубка на шее. — Эту я получил за то, что в прошлом году пробежал пять тысяч в Санта-Барбаре. А эта медаль моей племянницы по гимнастике в многоборье. О! А эта — моя любимая. Я получил ее на Марди Гра, когда учился в колледже. Правда, она классная? — Он восхищался пурпурно-зеленой медалью в виде геральдической лилии на пластиковой бисерной цепочке.
— Ты похож на Мистера Ти (прим. ред.: Американский актёр и бывший рестлер). — Съязвила я.
— Благодарю. — Ларри аккуратно разложил свои медали веером на груди.
Маршал факультета вопил на всех нас, чтобы мы встали в какое-то подобие очереди для прохода в часовню. Все его проигнорировали. Никто не умел слушать инструкции хуже, чем кучка профессоров — мы привыкли говорить людям, что делать, а не наоборот.
— Как поживает твой отец? — спросил Ларри, перекрывая мольбы маршала.
— Не очень. — Вздохнула я. — Лорен позвонила мне из Флориды на днях и сказала, что квартира отца, как из передачи о накопительстве и ОКР. Она нашла под грудой мусора неоплаченные счета за полгода — просто чудо, что электричество всё ещё было включено.
— А что сказал доктор?
— Она была серьёзно обеспокоена. Лорен пыталась уговорить моего отца сдать несколько когнитивных тестов, но он категорически отказался. Я не знаю, что мы будем делать. Мы не можем оставить его в таком состоянии без обследования. Доктор считает, что мы должны рассмотреть вопрос о его переводе в дом престарелых.
Ларри присвистнул.
— Это серьёзное решение. Когда моей бабушке впервые диагностировали деменцию, она даже не позволила нам забрать ключи от её машины.
— Да… мой отец не будет счастлив. Здесь, в Фэрфаксе, есть место, которое, как мы надеемся, ему понравится — это больше похоже на сообщество пенсионеров, чем на дом престарелых. Я держу кулачки, чтобы это сработало.
Появился волынщик и начал гудеть. После еще нескольких просьб, каждая из которых была более настойчивая, чем предыдущая, маршал начал руками загонять нас в очередь. Я встала рядом с Ларри, сразу за группой профессоров экономики, которые явно шептались обо всех медалях на шее Ларри.
— Он что, проректор? — Послышался шёпот. Ларри самодовольно улыбнулся и закинул свою золотую кисточку назад.
Очередь начала двигаться, следуя за волынщиком. Он вошёл в часовню и повёл нас мимо рядов зевающих студентов. Пока мы шли, Ларри тихонько напевал: «А вот и невеста», грациозно склонив голову набок. Там были преподаватели в пурпурных мантиях с золотыми деталями, серых мантиях с красными деталями, оранжевых мантиях с темно-синими деталями, бледно-голубых мантиях с черными деталями. А шляпы! Там были простые скучные мортиры, как у меня, но были и черные бархатные шотландские береты, как у Ларри, тюдоровские шляпы с перьями, восьмиугольные шляпы, похожие на булочки. Один профессор, получивший докторскую степень в Финляндии, носил шелковый цилиндр и шпагу.
Первые несколько скамей в часовне были оцеплены для нас бархатным канатом. Я втиснулась рядом с Ларри недалеко от центрального прохода, наблюдая за тем, как мои коллеги входят и машут своим знакомым. Ларри выудил из рукава две розовые банки шампанского.
— Что это такое? — Удивилась я.
— Тост за новый учебный год, — провозгласил он, открывая банку, вставляя в неё розовую соломинку и протягивая мне. — Твоё здоровье.
Оркестр заиграл коронационный гимн с солирующими трубами и хором в полном составе. По какому-то безмолвному сигналу все резко встали и повернули головы в сторону задней части часовни, в момент, когда входил совет попечителей во главе с высохшим старым профессором, самым старым преподавателем в колледже, несущим огромный церемониальный жезл, который, казалось, весил больше, чем он сам. Адам замыкал процессию, и когда он вошел, сопровождаемый торжественной оркестровой музыкой, все смолкли. Он был одет в черные академические регалии с вышитой золотом алой накидкой и огромным университетским медальоном на шее. Ларри ахнул от восхищения.