Но чем пахнет вода
В твоем роскошном клозете?
Ты спекулируешь сказкой о лучших мирах,
Нуждаясь в повышенной дозе наркоза.
И вновь прячешь свой прах
В стандартной кассете.
Я вижу, как ложь превращается в страх,
И это логичная метаморфоза.
Ты продаешь радужный грим.
Ты покупаешь дым.
Скучно дразнить мертвого льва
И пить с тобой спирт из высоких фужеров.
Ты не поймешь меня.
Ты не шагнешь через себя к себе.
Так не лги о борьбе — велики все слова
Тебе — лилипуту в стране Гулливеров.
Забудь боль наших встреч
И радость прощания.
Я вижу, огню больше нечего сжечь.
Тебе, как обычно, пора на конвейер.
И все же попробуй сберечь минуту молчания.
Но ты бросишь цветы
На край могильной плиты.
Потом улыбнешься и включишь свой плеер.
Час прилива
Час прилива пробил.
Разбежались и нырнули.
Кто сумел — тот уплыл.
Остальные утонули.
А мы с тобой отползли
И легли на мели.
Мы в почетном карауле.
Мы никому не нужны,
И не ищет никто нас.
Плеск вчерашней волны
Повышает общий тонус.
У нас есть время поплевать в облак
У нас есть время повалять дурака
Под пластинку «Роллинг Стоунз».
Безнадежно глупа
Затея плыть и выплыть первым.
А мы свои черепа
Открываем, как консервы.
На песке расползлись
И червями сплелись
Мысли, волосы и нервы.
Это — мертвый сезон.
Это все, что нам осталось.
Летаргический сон
Унизителен, как старость.
Пять копеек за цент.
Я уже импотент.
А это больше, чем усталость
Девяносто заплат.
Блю-джинс добела истерты.
А наших скромных зарплат
Хватит только на аборты.
Но, как прежде, звенят
И, как прежде, пьянят
Примитивные аккорды.
Час прилива пробил.
Разбежались и нырнули.
Кто умел — тот уплыл. Остальные утонули.
А мы с тобой отползли
И легли на мели.
Мы в почетном карауле.
Влажный блеск наших глаз
Влажный блеск наших глаз
Все соседи просто ненавидят нас
А нам на них наплевать,
У тебя есть я, а у меня — диван-кровать.
Платина платья, штанов свинец
Душат только тех, кто не рискует дышать.
А нам так легко. Мы наконец
Сбросили все то, что нам могло мешать.
Остаемся одни,
Поспешно гасим огни
И никогда не скучаем.
И пусть сосед извинит
За то, что всю ночь звенит
Ложечка в чашке чая.
Ты говоришь, я так хорош…
Это оттого, что ты так хороша со мной.
Посмотри — мой бедный еж
Сбросил все иголки. Он совсем ручной.
Но если ты почувствуешь случайный укол,
Выдерни занозу, обломай ее края.
Это оттого, что мой ледокол
Не привык к воде весеннего ручья.
Ты никогда не спишь.
Я тоже никогда не сплю.
Наверное, я тебя люблю.
Но я об этом промолчу,
Я скажу тебе лишь
То, что я тебя хочу.
За окном — снег и тишь…
Мы можем заняться любовью на одной из белых крыш.
А если встать в полный рост,
То можно это сделать на одной из звезд.
Наверное, зря мы забываем вкус слез.
Но небо пахнет запахом твоих волос.
И мне никак не удается успокоить ртуть,
Но если ты устала, я спою что-нибудь.
Ты говоришь, что я неплохо пою.
И в общем это то, что надо.
Так это очень легко.
Я в этих песнях не лгу,
Видимо, не могу.
Мои законы просты —
Мы так легки и чисты.
Нам так приятно дышать.
Не нужно спать в эту ночь,
А нужно выбросить прочь
Все, что могло мешать.
Ржавая вода
Красною жар-птицею,
салютуя маузером лающим,
Время жгло страницы,
едва касаясь их пером пылающим.
Но годы вывернут карманы —
дни, как семечки,
валятся вкривь да врозь.
А над городом — туман.
Худое времечко
с корочкой запеклось.
Черными датами
а ну, еще плесни на крышу раскаленную!
Лили ушатами
ржавую, кровавую, соленую.
Годы весело гремят пустыми фляжками,
выворачивают кисет.
Сырые дни дымят короткими затяжками
в самокрутках газет.
Под водопадом спасались, как могли,
срубили дерево.
Ну, плот был что надо,
да только не держало на воде его.
Да только кольцами года
завиваются
в водоворотах пустых площадей.
Да только ржавая вода
разливается
на портретах великих дождей.
Но ветки колючие
обернутся острыми рогатками.
Да корни могучие
заплетутся грозными загадками.
А пока вода-вода
кап-кап-каплею
лупит дробью
в стекло,
Улететь бы куда белой цаплею! —
обожжено крыло.
Но этот город с кровоточащими жабрами
надо бы переплыть…
А время ловит нас в воде губами жадными.
Время нас учит пить.
Поезд
Нет времени, чтобы себя обмануть,
И нет ничего, чтобы просто уснуть,
И нет никого, кто способен нажать на курок.
Моя голова — перекресток железных дорог.
Есть целое небо, но нечем дышать.
Здесь тесно, но я не пытаюсь бежать.
Я прочно запутался в сетке ошибочных строк.
Моя голова — перекресток железных дорог.