Другая крайность — чрезмерная забота. Если после каждого падения мать подхватывает ребенка на руки и начинает причитать над ушибленным местом, если каждый шаг контролируется и каждая инициатива пресекается («Как бы чего не вышло!»), страхи излишне акцентируются и закрепляются в сознании малыша. Он уже будет четко понимать, что разбитая коленка — это катастрофа, плача не столько от боли, сколько от наведенного матерью ужаса перед телесными повреждениями. Он вряд ли отважится на самостоятельную вылазку за края детской площадки — остановит и страх наказания, и воображаемые опасности, услужливо подсказанные родителями или другими близкими: «украдут, нападут, потеряешься!». Не стоит удивляться, что такие дети часто страдают расстройствами сна, плачут, капризничают и требуют к себе повышенного внимания. Отдельной проблемой в воспитании детей, провоцирующей излишнюю мнительность и тревожность, становится баланс между поощрением и наказанием. Спору нет, и то и другое необходимо в процессе становления личности ребенка — как иначе показать ему, когда он на правильном пути, а когда идет заведомо разрушительной дорогой? Но как часто бывает, что за ничтожный проступок (разлил молоко, уронил бутерброд на пол) родители наказывают малыша слишком сурово, иногда вымещая на нем недовольство жизнью, иногда — просто излишне усердствуя в своей роли воспитателя. Типичный пример: юный исследователь поставил табурет поближе к столу и добрался до сахарницы. Одно неловкое движение — и сорванец вместе с сахарницей летит на пол. Посуда вдребезги, сахар — по всей кухне, исследователь ревет во весь голос. И что делает впечатлительная мать, застав сию чудную картину? Вместо того чтобы успокоить шалунишку и дать ему самому ликвидировать последствия его разрушительной деятельности, мать сначала орет на него, потом шлепает, а затем еще и ставит в угол, закрепляя воспитательный эффект. И все время, сметая осколки и сахарный песок с пола, в полный голос причитает, что это за наказание господне ей досталось.
Но что самое примечательное, когда от разгрома не остается следов, мать начинает испытывать угрызения совести и жалость к хлюпающему носом чаду. И что происходит затем? Озорник прижат к груди, прегрешения забыты, а чтобы у ребенка не осталось обид, его закармливают конфетами. А то и тем же самым сахаром, за который ему и досталось.
В лучшем случае после такого воспитания у ребенка будут сдвинуты представления о том, что такое хорошо, а что такое плохо. В худшем — он превратится в маленького тирана, провоцирующего взрослых на проявление негативных эмоций, а затем плачем и обидами шантажирующего их с целью добиться подарков и сладостей. Но в обоих случаях такое дите не будет застраховано от страхов. Видя непоследовательность родителей или тем более их слабость, он уже не сможет поверить в то, что они защитят его в случае необходимости. Скорее всего такой ребенок будет остро реагировать на насмешки ровесников, бояться мифических персонажей, темноты и одиночества.
Еще одной распространенной причиной возникновения устойчивых страхов, особенно у впечатлительных детей с хорошо развитой фантазией, является обилие тревожной информации. Ее источником могут стать фильмы или программы, рассказы ровесников. А может — и подслушанный или просто услышанный разговор взрослых. Последнее особенно важно: к тому моменту, как дети начинают прислушиваться к телевизору, радио и тем более когда они берутся за книжку, они довольно четко разграничивают информацию отдаленную, не касающуюся их лично, и реальные истории, которые могут произойти и с ними. Так вот, разговоры взрослых, несомненно, воспринимаются ими как гораздо более надежный источник информации. В них они находят повод для страха и подтверждение реальности угрозы. По себе прекрасно помню, что самый сильный свой страх, который не покидал меня несколько лет подряд, я испытала, когда услышала разговор мамы с подругой, в котором они обсуждали «холодную войну» и испытания ядерных бомб. В ту ночь я так и не смогла уснуть — мне казалось, что бомба вот-вот взорвется, уничтожив весь мой мир. Еще неделю каждую ночь мне снилась война, и я просыпалась с криком и слезами. А со временем это вылилось в стойкую неприязнь к книгам и фильмам военной тематики. Даже «Войну и мир» Толстого я изучала через страницу, пропуская все, что имело отношение к боевым действиям.