Я почувствовала себя растоптанной: я – глупая, неуклюжая, никчемная. В этом мнении меня утверждала позиция многих взрослых, среди которых я росла: “Детей должно быть видно, но не слышно”, а также “Вещи важнее, чем люди”. Это ясно означало, что у меня ничего не получится делать правильно. Так я научилась бояться и не доверять».
Можно даже научиться быть неадекватным – если ваша неадекватность привлекает внимание, как вы того желаете. Почти в каждом классе есть ученик, играющий роль шута. Он вечно враждует с учителем, срывает уроки и будоражит класс. Товарищи могут поднимать его на смех, родители – ругать, учителя – наказывать, но ведь все они обращают на него внимание! Общественное признание – наиболее сильная форма подкрепления, и, чтобы хоть в какой-то степени его ощутить, люди часто идут на все. Одни для этого научаются говорить слишком громко, другие – хныкать; иные симулируют травму во время игры в футбол или спотыкаются на трапе президентского самолета.
В еврейском фольклоре существует богатая традиция высмеивания такой неловкости. Шлёмиль обращает на себя внимание, разлив суп, сев не в тот самолет, заперев в чемодане ключи от машины. Шлемазл – жертва этой неловкости; именно на его костюм проливается суп, его ссаживают с самолета, ему необходимо достать ключи.
Интересно, что пассивность, свойственная застенчивому человеку, может стать шаблоном поведения вследствие воздействия телевидения. Так, молодое поколение, взращенное телевидением, привыкает к тому, что все действия за них предпринимают герои популярных телесериалов. Вот как говорит об этом один молодой человек:
«Телевидение было, пожалуй, главным в моем воспитании. Кое-чему меня, конечно, учила мать и немножко – отец, но почти всему я учился у экрана. На протяжении всей своей жизни я проводил перед телевизором в среднем три часа в день. Главное при этом то, что тебе самому ничего не надо делать; когда смотришь на экран, ты пассивен. Я всегда был силен в том, чтобы слушать и воспринимать, а вот говорить самому у меня не получалось. Когда я учился в школе, я избегал ответов у доски. В колледже я всегда сидел на последнем ряду. А поскольку устные ответы определяют средний балл на 10 %, то мои оценки всегда были невысоки из-за застенчивости».
Если застенчивость обусловлена тем, что человек усваивает «неправильные» способы общения с другими людьми, она должна пройти при подкреплении «правильных» форм общения. Согласно этой точке зрения, именно поведение застенчивого человека предопределяет переживание застенчивости. Если же чему-то научился, то можно и переучиться, как это делается с любой дурной привычкой или фобией, например боязнью змей. Во второй части нашей книги будет рассказано о формировании социальных навыков на основе этого бихевиористского подхода.
Оптимизм бихевиористов обнадеживающе отличается от фатализма сторонников концепции личностных черт, придерживающихся тезиса о «врожденной неприкаянности». Однако вспомним, что нам уже известно о различных типах застенчивости. Некоторые застенчивые люди вполне владеют необходимыми навыками общения, но неуверенность в себе мешает им добиваться успеха. В главе 2 было описано, что обучение «молчунов» речевым навыкам далеко не всегда способствовало «излечению» их замкнутости. Иногда это удавалось, но случалось и так, что их застенчивость усиливалась. Необходимо не только успешно и под контролем специалиста практиковать социальные навыки, но и учиться преодолению тревожности, повышению самооценки, а также более углубленному проникновению в некоторые иррациональные истоки застенчивости.
Для некоторых крайне застенчивых людей определенные явления могут представлять скорее символическую, нежели буквальную угрозу. Их застенчивость вызвана отнюдь не собственным горьким опытом столкновения с определенными людьми и ситуациями. Скорее, они испытывают застенчивость потому, что эти люди и ситуации символизируют некие подавленные внутренние конфликты, возникшие еще в раннем детстве. Вы, конечно, уже почувствовали фрейдистский оттенок в этих рассуждениях. Так что распрощаемся с бихевиористами и обратимся к психоанализу.