Выбрать главу

— С кем-нибудь познакомился?

Джез неизменно с кем-нибудь знакомился. Такое впечатление, что мужчины и женщины стояли в очереди, чтобы ему отдаться. Он время от времени рассказывал нам о своих похождениях: курьезных, дерзких, причудливых. Но на этот раз только наморщил лоб и, вращая бокал, водоворотом закрутил в нем вино.

— Ага. Отставной военный.

— Неужто еще один гвардеец! — воскликнул Штын. Был уже у Джеза один приятель, служивший в Колдстримском гвардейском полку.

— В Америке нет гвардейцев, — сказал я.

— А то я не знал, — сказал Штын.

— Вообще-то, есть, только они вроде резервистов, — возразил Джез. — А он был офицером старшего командного состава Сто первой воздушно-десантной дивизии. Отличный парень. Но совсем плох — и душой, и телом. Этот обедненный уран портит ДНК почем зря. Зато уж он навидался там всякого. В боях.

Он взглянул на нас двоих, и мне подумалось: чего бы там ни навидался его любовник-офицер в Персидском заливе, теперь это касается и Джеза. Должно быть, мы слишком пристально на него пялились, потому что он почти заорал:

— Алё, пейте давайте! Мы же празднуем!

В общем, мы выпили и нашли более веселые темы для разговора. А может, просто сделали вид.

Я не большой любитель клубной жизни, но в тот день так набрался на тощий желудок, что меня уболтали посетить какой-то грот, освещенный одними лишь свечами и задрапированный алым велюром в стиле парижского борделя. Джез был здешним завсегдатаем. Это было одно из тех мест, где неузнаваемые знаменитости тусуются с иностранными футболистами. Джез окликнул парочку величавых, словно статуи, девиц, с которыми когда-то снимался. Они оказались вполне компанейскими. Мы со Штыном были в ударе — девчонки от нас угорали. Я заметил, что футболисты приглядываются к нам, пытаясь понять, какой от нас может быть прок. Красная плесень и веленевая бумага, ответил я мысленно, попробуйте-ка нюхните вместо боливийского кокса.

Затем к нам присоединился представитель мелкой знати (во всяком случае, так о нем отозвались девушки). Этот джентльмен целых полчаса терпел наши (главным образом Штына) издевки, а потом стал ко мне клеиться, чем крайне позабавил Джеза. Тем временем я улучил минутку, чтобы поделиться с Джезом своими опасениями. Когда я поведал ему, что Люси снова бросила нашего общего друга, он согласился, что это может серьезно осложнить дело. Мы сошлись на том, что выбора нет — остается лишь ждать у моря погоды да надеяться на лучшее.

Я совсем опьянел и захотел уйти. Одна из девиц предложила меня проводить; кажется, ее звали Тара. Мы оказались почти соседями, так что вызвали одно такси на двоих. По пути к двери она взяла меня под руку; двое футболистов из «Челси» хищно следили за каждым нашим движением. Я так напился, что принялся дразнить их, изображая пас пяткой и удар головой. В ответ один грозно выпятил нижнюю челюсть, а в голодных полузащитничьих глазах второго читалось невысказанное «Паскуда!».

Пока мы ехали, Тара с придыханием поведала, что давешний аристократ — четырнадцатый в очереди на престол. А ведь до этой минуты она мне даже нравилась.

— Вот здесь будет в самый раз, — сказал я таксисту.

Прежде чем я вышел, Тара сдавила мне бедро:

— Не желаешь поразвлечься?

Я наклонился и чмокнул ее в щечку.

— Никогда в жизни за это не платил, — сказал я, — и не собираюсь начинать. Доброй ночи.

Она пожала плечами и открыла мне дверцу. Не важно, сколько я выпил; достаточно разок купить секс за деньги — и бесы повалят в твою жизнь косяком. Набегут стадами. Налетят роями.

Я так перебрал, что с трудом вставил ключ в замок. Зайдя внутрь, первым делом выглушил пинту воды, а потом сбросил туфли, упал в кресло и тут же погрузился в беспокойный сон, вернувший меня во времена учебы в педагогическом колледже Дерби.

ГЛАВА 8

Чарли Фрейзера я углядел возле студсовета — он доставал письма из почтовых ящиков. Поблизости никого не было, так что я подскочил к нему сзади и шепнул: «Берегись, он тебя вычислил», после чего преспокойно потопал дальше. Пройдя несколько ярдов, я обнаружил в своем ящике листовку, которая оказалась списком участников Английского комитета планирования. Я сделал вид, будто внимательно его изучаю; на Фрейзера я не смотрел, но чувствовал, как он пялится на меня карими глазенками, печальными, словно у спаниеля.

— О чем речь? — спросил он.

По-прежнему не отрываясь от своего увлекательного чтения, я произнес: