— Да, — сказал он. — Точно не знаю как. Но что-то я вызвал. И оно все еще там.
Я застыл как вкопанный. Он тоже.
— Что?
— Что слышал.
Я посмотрел ему в глаза и увидел в них неподдельный ужас. Всю его невыносимую чванливость как рукой сняло. Передо мной стоял сбитый с толку испуганный ребенок, которым он в действительности и был.
Сотни вопросов роились у меня в голове, отпихивая и расталкивая друг друга. Вдруг оказалось, что дошагать по узкой дорожке до ворот общежития так же мучительно, как пройти сквозь строй. Я стоял в общей давке и хаосе, ошалев и не в силах собраться с мыслями. Вокруг моих ног кружились на ветру несколько табачно-бронзовых листьев. Фрейзер потопал дальше.
Я быстро его догнал, но следующие несколько сот ярдов мы шли молча. В конце концов у меня вырвалось:
— Штука, которую ты вызвал… Что это вообще?
— Понятия не имею.
— А на что хоть похоже?
— На тень. Только ты ее не видишь, а как бы чувствуешь. И еще запах: в том месте, возле нее, всегда странно воняет.
Мы вошли в столовую через вращающиеся двери, взяли пластиковые подносы и встали в очередь к раздаче, а за нами тут же выстроились гуськом другие студенты. Пришлось замолчать.
Я положил себе в тарелку жирный бекон, яйца и тост, наполнил кружку сероватым дымящимся кофе. Меня мутило. Судя по тому, что Фрейзер ограничился кукурузными хлопьями, у него тоже аппетита не было. Мы нашли место в уголке, но не успели опустить подносы на стол, как к нам подсели.
— Привет, незнакомец!
Это была Мэнди, моя девушка, — озорная, длинноногая чувиха не промах родом из Йоркшира. Выглядела она как юная ведьмочка: длинные черные как смоль волосы, прозрачно-голубые глаза, в ухе — целая шеренга серебряных колечек. Одна из пяти звезд чердачной фотовыставки. При виде ее Фрейзер напрягся.
Слово «незнакомец» было тонким намеком — я не навещал Мэнди уже два дня.
— Мэнди, это Чарльз.
— Где-то я тебя видела, — благодушно сказала она. — А нос куда совал?
— Споткнулся на лестнице.
Мэнди быстро потеряла к нему интерес и повернулась ко мне:
— Ну и где ты пропадал?
Фрейзер вытаращился на меня. Похоже, струхнул насчет того, много ли я расскажу Мэнди. Я разыграл целый спектакль, тщательно намазывая на тост масло.
— Пропадал? Дай-ка сообразить. Где же это меня носило?
Повисла пауза. Мы с Фрейзером молча пялились друг на друга.
— Вы что, пыхнули с утра пораньше? — с отвращением спросила Мэнди.
— Нет, — честно ответил я.
Она шутя отвесила мне подзатыльник — одна из ее привычек.
— Врешь. — Мэнди явно что-то учуяла, но никак не могла взять в толк что. — Если нет, то почему ведете себя как укуренные?
Я залег на дно, сделав вид, что страшно увлечен своим завтраком. Спустя какое-то время Мэнди накрыла мою руку своей — смуглой, с серебряным браслетом на запястье. Я взглянул на нее, и она улыбнулась. В тот же миг около раздачи кто-то уронил нагруженный поднос. Такие события, не знаю уж почему, студенты всегда встречают бурным ликованием. Фрейзер отвлекся, а Мэнди сделала мне большие глаза: мол, какого хрена я с ним связался?
Ответить я никак не мог, и вскоре Мэнди заторопилась на лекцию по социологии. Собирая посуду, она спросила:
— Слыхал о Сэнди Инглиш?
Я навострил уши. Фрейзер тоже. Сэнди была активисткой студенческого Христианского союза, а также одной из девиц, державших в строжайшей тайне свои порочные сексуальные наклонности.
— А что с ней?
— Ты в курсе, что у нее была аллергия на арахис?
— В курсе.
— Она поехала на свадьбу. Съела на фуршете сэндвич с крошкой арахиса — и привет.
— Что?!
Мэнди посмотрела на Фрейзера.
— Сэнди была одной из бывших подружек Уильяма, — пояснила она, а потом неизвестно зачем добавила: — Одной из его многочисленных бывших подружек.
Чего она не знала, так это того, что Сэнди была одной из пяти девушек с фотографий.
Фрейзер сглотнул.
— Такое случается сплошь и рядом, — сказал он.
— Какое такое? — опешил я. — Смерть от арахиса?
Я был в ужасе. Мы недолго встречались, но я знал родителей Сэнди. Приятные люди. По сути, предки Сэнди нравились мне больше, чем она сама. Я попытался представить, что они сейчас чувствуют. Должно быть, совсем раздавлены.
— Вот именно, — сказал Фрейзер.
Я покачал головой. Мэнди пора было уходить, так что я договорился встретиться с ней позже. Фрейзер протянул ей руку — что, надо сказать, было у нас категорически не принято.