– Что будем делать? – прошептала она.
В этот самый момент Дэниел заметил за спиной у Джасмин, прямо на самом углу, у бензозаправочной станции, полицейскую машину. Джасмин обернулась посмотреть, на что уставился Дэниел. Полицейский, ничуть не сомневаясь, что эти двое пялятся на него, развернулся в их сторону. Джасмин и Дэниел как по команде повернули голову в противоположную.
Дэниел краем глаза взглянул на Джасмин. Можно было бы использовать этот шанс. По-хорошему, надо бы сдать ее полиции, а потом нанять хорошего адвоката. Но глядя на жену, он понял, что не сможет этого сделать. Сердце его разрывалось от боли, такая она стояла толстая и беззащитная. Он помотал головой. Они это переживут. Их брак не должен развалиться.
– Давай оставим машину здесь.
– После четырех парковка запрещена. Что, если они ее оттащат и проверят багажник? – сказала Джасмин.
Движение на перекрестке потихоньку восстанавливалось.
Дэниел окинул взглядом улицу.
– Мусорные баки, – сказал он. – У всех ресторанов есть мусорные баки. Сколько мешков?
– Три.
– Бери их и иди вниз. Я постою здесь на стреме. Там, ниже по улице, есть тайский ресторан. Смотри, чтобы тебя никто не видел.
Сзади остановилась полицейская машина. Дверь открылась, и устрашающий логотип «На службе и защите» замаячил прямо перед глазами застывших от ужаса Джасмин и Дэниела.
Джасмин закашлялась. Полицейский окинул машину взглядом.
– Застряли, – буркнул Дэниел. – Ждем эвакуатора.
Полицейский внимательно посмотрел на Джасмин. Пот, готовый излиться Ниагарским водопадом, каплями висел у нее над верхней губой.
– Давно ждете?
– Сказали, будут через двадцать минут.
– Вы здесь уже пятнадцать. – Полицейский еще раз окинул их взглядом и сел в машину.
Дэниел помахал ему на прощанье. Джасмин открыла багажник и ухватилась за мешки.
– Смотри, чтобы не капало, – хрипло шепнул он.
– Не будет. Все вареное.
– Что ты сказала?
– Я сварила кости. Ну выварила их. Так что если их и найдут, то подумают… ну, подумают, что это говяжьи или еще чьи-нибудь.
Дэниел уставился на жену.
– Отлично придумано.
Джасмин кивнула. Она посмотрела по сторонам, схватила тяжелые мешки и рысью бросилась через дорогу. Вид у нее был как у обычной домохозяйки, выносящей мусор.
Дэниел хватанул ртом воздуха и отскочил от машины. Его вывернуло прямо на тротуар. Он вытер рот и закрыл глаза.
– Папа, что ты здесь делаешь?
Дэниел открыл слезящиеся глаза. Перед ним балансировала на велосипеде Карим. Дэниел посмотрел на ее зарумянившееся лицо, невинные глаза, хрупкую фигурку. Слова с трудом вырывались из горла.
– Я, хм… машина… сломалась., жду… скоро должны…
– Помочь?
– Нет! Не надо. Поезжай домой. Скоро увидимся.
– Ты весь белый.
– Неважно себя чувствую.
– Мама дома?
– Э-э-э…
В конце аллеи появилась Джасмин. Перед ее блузки промок от пота, ручьями текшего с лица и шеи. Увидев Карим, она отступила в глубь аллеи, но потом, поняв, что ведет себя неразумно, попыталась исправить положение и зашагала вперед, изображая полнейшую беззаботность.
– Привет, детка, – улыбнулась она.
Карим смотрела то на отца, то на мать.
– А что вы тут делаете?
– Деловая прогулка, – бодро ответила Джасмин. – Ты готова к приходу гостей?
– Да, готова.
– Отлично, потому что у нас сломалась машина. Будь хорошей девочкой, поезжай домой и поставь жаркое в духовку, ладно? Мясо маринуется в холодильнике. Да, и накрой, пожалуйста, на стол. Возьмешь зеленую скатерть. Из тика, ты знаешь. А мы вернемся, как только управимся.
Сев на велосипед, Карим оглянулась на родителей. Они словно застыли посреди дороги.
– Невероятно, – подумала она вслух, высунув только что проколотый, распухший язык. – Я все мучилась, как им сказать, а они даже не заметили.
Оба родителя смотрели в спину уезжавшей Карим.
– Думаешь, она видела? – спросила Джасмин.
– Не знаю.
– Думаешь, проболтается? – спросил Дэниел.
– Нет, не должна.
Они смотрели друг на друга и понимали, что на самом деле даже не представляют, как она себя поведет. Можно было заключать пари, что дочь все расскажет. Потому что всегда ведет себя, следуя законам морали. А мораль у нее была, как и у любого подростка: примитивная, принципиальная и нетерпимая. Добро и зло мерцали в ее сознании, словно неоновые огни между Седьмой и Одиннадцатой улицами. По убеждению Карим, ты либо такой, либо другой и выбирать, каким быть, надо очень тщательно, потому что переиграть уже не удастся. И если ты решил и выбрал зло вместо добра или наоборот, то это навсегда. Обратного хода не будет, и разворота тоже не сделаешь. Карим сделала свой выбор. Она выбрала добро. Уж в том, что оно лучше выглядит, нечего и сомневаться. Кроме того, от него и в дальнейшем будет больше проку. Следовательно, для Карим родители были преступниками. Неважно, что они произвели ее на свет. Неважно, что они кормили ее, пестовали и лелеяли, купили ей на двенадцатилетие эту чертову говорящую Барби с золотыми волосами. Они сделали то, что от них требовалось, и теперь их можно заменить. Родителей всегда можно заменить. Вот в чем был и весь ужас, и вся правда.