Харриет, погруженная в свои мысли, молча присоединилась к их компании. Чейз хотел приободрить ее, но не нашелся что сказать. В конце концов, какое он имел право вмешиваться в ее жизнь? Харриет окружали любящие люди, которые уважали ее и восхищались ею. А что мог предложить он – человек, предавший любовь своих близких?
От этой мысли Чейз почувствовал себя одиноким и никому не нужным. Он заставил себя проглотить слова утешения, готовые вот-вот сорваться с его губ, и, отвернувшись в сторону, не увидел, как и без того печальные глаза девушки, которая исподтишка наблюдала за ним, погрустнели еще больше.
– Пора приниматься за работу, – наконец произнесла Харриет. – Стивен останется здесь помогать матери, а остальные поедут со мной. – С этими словами она забралась в заднюю часть телеги. – Джем, мы готовы.
– Да, мисс Уорд. – Старший из батраков взялся за вожжи, и через несколько минут телега уже тряслась по ухабам проселочной дороги.
Глава 15
Если бы я мог загадать одно желание, я бы захотел стать очень богатым человеком. А если бы у меня было два желания, то я бы превратился в очень богатого человека и пожелал бы оставаться им всю свою жизнь.
На третий день жестокой каторги (ибо работой это было трудно назвать) Чейз пришел к выводу, что животные, с которыми ему теперь против воли приходилось общаться, вовсе не походили на тех милых овечек, о которых он читал в детских книжках: несмотря на их большие карие глаза и плюшевую шерсть, эти животные обладали злобным и своенравным характером.
Такое простое дело, как перегон глупых овец с одного поля на другое, можно было сравнить лишь с покорением снежных вершин Олимпа или разгромом армии циклопов людьми, имеющими в своем распоряжении лишь камни, рогатки да лохмотья, еле прикрывающие тело.
Целых три бесконечных дня Чейз работал с Уордами и двумя нанятыми помощниками, на четвертое утро понял, что вряд ли сможет встать с кровати: все его тело ныло от синяков и ушибов, а кожа горела от солнечных ожогов и натертых за день мозолей.
Однако самое печальное заключалось в том, что стрижка овец еще даже и не начиналась; за три дня они успели лишь перегнать животных в поле, расположенное за сараем, да починить окружавший его забор. При этом овцы, казалось, вознамерились во что бы то ни стало не позволить им запереть себя в загоне: вредные животные пытались удрать при любой возможности, а самые крупные бараны не упускали случая сбить с ног зазевавшегося работника. Эти Божьи создания оказались злыми и мстительными существами, доказательством чему служили многочисленные синяки на теле Чейза.
Прислонившись к повозке, он задумчиво наблюдал за восходом солнца. Как ни странно, но ранние утра ему нравились, потому что на рассвете природа дышала свежестью и покоем. Влажная от росы трава блестела на солнце. Чейз вдохнул прохладный воздух, чувствуя, как напряжение постепенно оставляет его. Как же легко было потерять себя в Лондоне, зато здесь, вдали от светской жизни, все казалось... легче и проще.
– Капитан? – Голос Стивена прервал неторопливые размышления Чейза.
Чейз со стоном выпрямился.
– У вас что, спина болит? – спросил Стивен.
– Не спина, а все тело, включая волосы.
На лице Стивена появилась слабая улыбка.
– Вы с Джемом сможете сегодня поставить новые ворота?
Заметив темные круги под глазами у Стивена, Чейз вспомнил, как в первый день пребывания здесь его разбудил веселый голос этого славного парня. С тех пор Стивен практически не улыбался.
– Ладно, с воротами мы как-нибудь управимся...
– Вот и хорошо. А мы с Дерриком и Харриет пойдем на южное пастбище – там в одном месте прохудился забор. Остальные отправятся чистить сарай.
– Работа, работа – одна только работа.
– Так бывает не всегда. Как только покончим со стрижкой, жизнь вернется в нормальное русло.
– Тогда нам по-прежнему надо будет вставать на рассвете?
– Нет, можете не волноваться.
Раньше Чейз и представить себе не мог, что лишний час, проведенный в постели, многим кажется настоящим раем; вот только это было до того, как он превратился в капитана Фрекенхема или, скорее, в несчастного бедолагу, вконец измотанного работой.
Кивнув ему, Стивен отправился к Джему за гвоздями, а Чейз, опустив плечи, поискал глазами Харриет и убедился, что она еще не пришла, что было несвойственно для нее.
Каждое утро начиналось одинаково – его бесцеремонно будили на рассвете, потом в темноте он быстро надевал на себя что-то, отдаленно напоминавшее одежду. Затем следовал невероятно плотный и шумный завтрак, который, как позже понял Чейз, был совершенно необходим для каждого, кто не хотел умереть от голода в ожидании обеда.
Если это можно было назвать обедом. В отличие от завтрака, состоявшего из нескольких блюд, днем можно было рассчитывать лишь на черствый хлеб, сыр, пару яблок да немного маринованных огурцов. Одна лишь вода предлагалась в неограниченном количестве.
– Вода, – усмехнулся Чейз. Прошло уже три дня с тех пор, как он сытно ел и пил в последний раз, целых три бесконечных, изматывающих дня.
Если бы Чейз обладал хоть каплей здравого смысла, он уже давно вспомнил бы, кем является на самом деле, и, собрав чемоданы, дал деру. Но тогда ему пришлось бы расстаться с семьей Уорд, а главное – с Харриет, бросив ее один на один с Гауэром.
От этой мысли Чейз помрачнел еще больше; он ни на йоту не верил этому прохвосту, который и дня не пропускал, чтобы не навестить семью Харриет якобы по делам банка. Сент-Джон был уверен, что истинная причина его посещений заключалась совсем в другом: уж очень часто во взгляде Гауэра проскальзывало что-то очень личное, когда он смотрел на Харриет.
В сердцах передернув плечами, Чейз сморщился от боли. Ему было совершенно очевидно, что капитан Фрекенхем изначально не создан для починки заборов и укрощения строптивых баранов. И почему он до сих пор не заявил Уордам, что капитану корабля не пристало пасти овец, а потом счищать со своих сапог овечьи экскременты?
Правда, несколько раз Чейз уже готов был высказать все, что у него накипело на душе; но, видя, как Харриет, одетая в поношенное платье, с растрепанной косой, вытаскивает из повозки доски для забора, как носит ему и Деррику тяжелые ведра с водой, как с готовностью берется за любую рутинную работу, он останавливался в нерешительности. Харриет работала не покладая рук, не щадя ни себя, ни родных, и почему-то, глядя на нее, Чейз чувствовал, что тоже не имеет права давать себе поблажку. Мало-помалу он стал понимать, что жизнь свела его с необыкновенными людьми: их мужество в борьбе с жизненными трудностями и невзгодами вселяло в его ожесточенное сердце надежду, словно каждая одержанная ими победа подтверждала, что и он найдет в себе силы преодолеть свои беды. Прежде он никогда не встречал таких людей, как Уорды, и особенно таких, как Харриет.
Кстати, а где же она? Чейз в недоумении огляделся. С тех пор как он оказался в Гаррет-Парке, Харриет впервые пропустила завтрак.
Сидя в повозке, Деррик оторвался от книги и рассеянно посмотрел на Чейза:
– Всего десять минут назад я видел ее в коридоре – она говорила, что пойдет к кухарке и принесет что-нибудь поесть.
Поняв, что в любой момент Харриет может появиться с тяжелой корзиной, которая наверняка весит столько же, сколько она сама, Чейз решительно направился в сторону дома. Сначала он заглянул на кухню, но увидел там одну лишь кухарку, которая старательно упаковывала корзину с продуктами. Как оказалось, она тоже не видела Харриет.
Чейз почувствовал легкую тревогу. Повернувшись к двери, он уже собрался выйти на улицу, как вдруг невероятная мысль заставила его задержаться у лестницы. Он посмотрел на ступеньки, ведущие вверх, на второй этаж. Которая из спален ее?