Телефон зазвонил, и Кочкин услышал голос дежурного:
– Нашли труп. Похоже, ваш маньяк опять накуролесил…
Волнение захлестнуло душу Максима Григорьевича, он сразу же подумал об Олесе Лисичкиной, светловолосой девушке, еще вчера сидевшей на стуле возле его стола. Он клялся своей рыжей головой, что убережет ее…
– Молодая девушка? – перебил он.
– Вроде да.
– А волосы какого цвета?
– Да я не знаю пока ничего, старик труп нашел, когда бутылки собирал…
Выслушав мизерную информацию, Кочкин, размахивая руками, пересказал все Игорю, и они дружно бросились к месту преступления. «Только бы не она, только бы не она!» – стучало в голове следователя.
На заборе, заботливо окружающем строительный рынок, красовались всевозможные надписи, пожалуй, местные подростки времени даром не теряли – грамматика страдала, но зато можно было узнать телефоны всех легкодоступных Машек-Глашек, адреса кровных врагов и попросту почитать мемуары из серии «здесь был Миклухо-Маклай». Народ толпился в сторонке около развевающейся на ветру желтой ленты, а хмурые оперативники работали не покладая рук. Игорь сразу занялся опросом населения, а Кочкин, махнув в воздухе удостоверением, устремился к телу, приваленному к серому бетону забора, – крашеная блондинка в коротком бирюзовом плаще, на шее темная полоска от удавки.
– Телефониста работа, – буркнул судмедэксперт Василич, поворачиваясь к следователю. Кочкина он знал и очень ему сочувствовал: ловить маньяка – дело трудное и нервное.
Максим Григорьевич, увидев, что убитая – не Олеся Лисичкина, немного успокоился, к трупам он за время своей работы так и не привык и изо всех сил старался быть хладнокровным и равнодушным – но не получалось, не получалось.
– С этой стороны пустынно, народ вечером не ходит, так что убивай сколько хочешь, – прокомментировал Василич. – Смерть наступила около двенадцати, душил, как всегда, тонкой леской или веревкой. Документы при ней имеются – хоть с опознанием проблем нет. Соловьева Любовь Васильевна, тридцать два года. К забору ее Телефонист подтащил, вот туфли и свалились, – Василич указал на лежащие на земле туфли.
Кочкин внимательно смотрел на убитую женщину. Смотрел и качал головой – никак он не мог нащупать связующее звено между жертвами. На чем основан психоз Телефониста, по-прежнему оставалось загадкой. Может, он теперь решил убивать блондинок? Нет, что-то здесь не так… А если – убийство ради убийства? А если ему вообще все равно, кого лишать жизни?
Увидев в сторонке седобородого дедулю, отвечающего на вопросы оперативника, Кочкин поспешил к нему.
От дедули пахло перегаром и кислыми щами, с носа свисала бородавка, во всяком случае, Максим Григорьевич решил эту сосульку считать бородавкой, иначе приступы тошноты и изжоги могли здорово подпортить допрос.
– Брагин Матвей Андреевич, – представился дедуля, почесав затылок. – Помогаю следствию, стараюсь, – важно сказал он, наслаждаясь выпавшей на его долю ролью.
– Расскажите, как нашли девушку, – попросил Кочкин, после того как представился сам.
– Так я уже все вашим товарищам выложил…
– Еще раз, пожалуйста.
– Охотно, – кивнул Брагин, выгибая грудь колесом. Борода его раздулась, как парус, а густые брови подскочили на лоб. – Вчера к шести вечера я выпил лишнего, признаюсь, слаб я на это дело. Колбаса, что Зинка торгует – третий ларек справа на нашем рынке, оказалась отравленной, вы это запишите обязательно и Зинку накажите по всей строгости закона. Я пенсионер и
денег много не имею, так могу хоть надеяться, что купленные триста граммов докторской не скажутся дурно на организме, нельзя же так мучить мой и без того страдальческий желудок…
Кочкин решил не перебивать и слушать все – не дай бог сбить этого лесовичка, пропустит потом самое важное.
– …значит, откушал я колбасы и выпил портвейна, через полчаса желудок скрутило так, что от боли хоть на стену лезь, пришлось срочно искать укромное местечко для, так сказать, нужд сугубо интимных и индивидуальных. – Конкретнее, пожалуйста, – попросил Кочкин.
– Туалет мне понадобился. Я бы и домой побежал, но возвращаться потом обратно было неохота, до ужаса не люблю выпивать в одиночестве среди пыльной рухляди, предпочитаю поближе к народу и магазинам. Банкет-то у меня вчера планировался долгий, пенсию дали и в лотерею десять рублей выиграл, билет, правда, зараза, пятнадцать рублей стоил, но главное сам факт – не только участие, но и победа, – Брагин довольно улыбнулся, потер руки и задумался. – О чем я рассказывал?
– Вы искали укромное местечко…
– Ах да! Ну, так и нашел. Здесь неподалеку, за углом, есть брошенный ларек, без стекол, правда, шпана, видать, выбила, вот ведь безобразие, никакого уважения к людям… Ну так я и приспособил его под это дело. – Матвей Андреевич смущенно крякнул, щеки его порозовели. – А что прикажете делать, терпения не было уже никакого. А там возле ларька бутылок видимо-невидимо – целых семь штук насчитал, разве можно такому добру пропадать? Конечно же нет! Я их в уголочек поставил, думаю – после заберу, и обратно к рынку, Зинку за колбасу надо было пропесочить и портвейна еще прикупить, пока магазинчик не закрылся. Дорогую спиртягу себе позволить не могу, вот и хожу всегда на одну точку – в стекляшку около овощного. Цены там приемлемые, нам, пенсионерам, самое то. Живот, слава богу, прошел, и вечер совсем уж испорчен не был – выпил свое и закусил, как полагается. А сегодня с утра опохмелился остатками, авоську взял, – Брагин потряс в воздухе измочаленной сумкой, – и за бутылочками припасенными отправился. А тут – здрасте приехали, девица мертвая лежит! Ну, я бегом на рынок к охраннику, чтоб он в милицию звонил, значит.
Максим Григорьевич, понимая, что основной бред он уже выслушал, облегченно вздохнул.
– Когда вы увидели девушку, поблизости никого не было? – спросил он.
– Да какое там, ни одной собаки не мелькнуло. Один тут, как березка в поле, стоял.
Кочкин достал платок и промокнул выступивший на лбу пот, немного задержал дыхание, чтобы не вдыхать запах перегара и кислой капусты, и продолжил задавать вопросы.
* * *
Просыпаться Леське не хотелось, Веронике, впрочем, тоже. После насыщенного впечатлениями вчерашнего дня и после не совсем удачной стрижки они все-таки выпили бутылку вина и, наговорившись обо всем, завалились спать довольно поздно.
– Который час? – буркнула Леська, высовываясь из под одеяла. – Кажется, я сегодня со следователем встречаюсь.
– Полдесятого, – промычала в ответ Ника.
Олеся встала, потянулась и поплелась в ванную. Посмотрела на себя в зеркало и завыла – вчера она не только обкорналась по плечи, но и покрасила волосы перышками. Светлая голова теперь была обильно украшена рыжими и красными пятнами.