Преодолев этот кризис, «Модерн ревю» просуществовал еще четыре года. Однако за это время по накалу страстей ничто так и не смогло сравниться с бурлящим адреналином тех первых недель. Впрочем, у журнала были свои взлеты. Летом 1992 года я отправил «засекреченную» журналистку в Корнуолл за несколькими персональными рекомендациями от Д. М. Томаса о том, как писать эротические произведения. Как мы и предполагали, он не ограничился устными советами. В 1993 году журнал опубликовал полную расшифровку язвительной переписки по факсу между Джулией Берчл и Камиллой Паглиа, закончившейся тем, что Джулия обозвала профессора гуманитарных наук «старой сумасшедшей лесбиянкой». Думаю, ее еще можно найти в Интернете. Но главным своим достижением я считаю то, что мне удаюсь уговорить Роба Лонга, исполнительного продюсера популярного комедийного сериала «За ваше здоровье», продержавшегося на телевидении с 1982 по 1993 год, вести постоянную колонку, в которой он рассказал о своих странных отношениях между ним и его агентом. Эта колонка со временем легла в основу забавной книги «Разговоры с моим агентом», попавшей в список бестселлеров «Лос-Анджелес таймс».
Разумеется, не обошлось и без неудач. В 1994 году надо мной нависла угроза очередного иска, на этот раз со стороны Элизабет Хёрли. Ее возмутило мое намерение напечатать некоторые фото, где она была запечатлена полуобнаженной, поэтому Элизабет наняла адвокатскую фирму «Шиллинг и Лом», чтобы запугать меня. Я подумал, что ситуация выглядит забавной, учитывая, что подобным образом Хёрли позировала для таких мужских журналов как «Джи-кью», «Эсквайр» и «Лоадид», хотя, с другой стороны, делала это до того, как стала знаменитой, появившись в том самом платье на премьере фильма «Четыре свадьбы и похороны». Элизабет Хёрли была первой актрисой, которую никто не замечал до тех пор, пока она не оделась.
Однако самым большим провалом я считаю мою ссору с Джулией Берчл. Впервые я встретился с Джулией, когда она ушла от Тони Парсонса и переехала к Космо Ландесману, 29-летнему американскому журналисту, жившему неподалеку от меня. Джулия в буквальном смысле слова стала для меня соседской девчонкой, и вскоре мы уже были закадычными друзьями. Думаю, во мне ей понравилась моя несносность. В то время я был 20-летним студентом Оксфорда, страдающим тем, что я называл «негативной харизмой», — стоило мне войти в комнату, переполненную незнакомыми людьми, и я тут же умудрялся нажить себе врагов. Возможно, Джулия прониклась ко мне симпатией, потому что обратная реакция была слишком очевидной. А она всегда любила поступать так, как от нее меньше всего ожидали. Но какой бы ни была причина ее хорошего ко мне отношения, я благодарен ей за дружбу. Я отчаянно мечтал заняться журналистикой, а Джулия в свои 25 лет была одной из наиболее известных журналисток страны, ведущей колонок в журналах «Фейс» и «Тайм аут» и газете «Санди тайм». Помню, как однажды, спустя несколько месяцев после нашего знакомства, я забрался на оконный карниз в квартире Космо, расположенной на пятом этаже, и сказал, что достаточно одного ее слова, и я прыгну, настолько много значила для меня ее дружба.
— Тогда прыгай, — захихикала она.
Смутившись, я слез с карниза обратно в комнату.
Тем не менее по-своему Джулия всегда меня поддерживала. Когда ей наскучило делать колонку для «Тайм аут», она предложила мне сделать ее и поделить деньги пополам. Правда, подобное сотрудничество ограничилось одной статьей, но она так понравилась Джулии, что та включила ее в свою коллекцию «Величайших хитов» своей журналисткой практики — «Полюбить или возненавидеть».[11] Пока я учился в Брэйзеноузе, оксфордском колледже, от нее нескончаемым потоком шли письма, в которых она наставляла меня, словно старшая сестра. «Как ты намерен убедить женщин в том, что не являешься заменой мягкому плюшевому мишке, с которым они так любят спать в обнимку, когда от тебя так и разит 12-летним ребенком? — написала она в 1986 году. — Космо считает, что из-за разгула педерастии ни одна женщина не сможет воспринимать тебя всерьез, считая гомиком. Для либерального демократа он иногда бывает очень основательным».
Джулия могла быть ужасно смешной. Однажды на вечеринке известный дизайнер Катарина Хамнетт заявила, да еще с таким видом, будто делилась глубокомысленным наблюдением, что бедная молодежь одевается лучше, чем богатая. На что Джулия язвительно заметила: «Только потому, что они не могут позволить себе одеваться у тебя». Космо называл ее «моя королева», и в ней действительно было нечто царственное. Несмотря на карикатурную внешность и скрипучий пронзительный голос, от нее веяло настоящим авторитетом и уверенностью в собственной значимости, поэтому мало кто горел желанием ей возразить. Подобно Ивлину Во, она вызывала у людей потребность во всем ей угодить. В какой-то степени это было связано с ее журналистской репутацией беспощадного бойцового пса — никому не хотелось становиться ее врагом. Достаточно ей было удержаться от нападения, чтобы человек почувствовал себя польщенным. А увидев Джулию сидящей на торжественном приеме с бокалом шампанского, в то время как «великие и достойные» выстраивались перед ней в очередь, чтобы выразить свое почтение, у вас больше не оставалось сомнений, что перед вами величайшая личность современной эпохи. Тогда мне казалось, что она обладает «харизмой кинозвезды», но, повстречав с тех пор дюжину кинозвезд, могу авторитетно заявить, что ни у одной из них я не обнаружил силы характера, как у Джулии.