– Полагаю, они с Мэривезер давние друзья, – с легким осуждением продолжает Вивиан.
– Мне кажется, она милая. – Я откусываю кусочек чесночного хлеба.
Мачеха морщится:
– Приторно милая. Могу поспорить, она везде сует свой нос.
– Не знаю.
Я не собираюсь соглашаться с плохим мнением Вивиан о миссис Мэривезер. Соседка кажется удивительно приятной женщиной.
– Вот увидишь, она будет отправлять своего сыночка собирать о нас информацию. – Вивиан качает головой, а потом, закатив глаза, продолжает: – Хотя… ты этого даже не заметишь.
Замираю, так и не сделав очередной укус.
– Мне действительно это не особо важно.
– А-га. Что ж, тебе не повредит попытаться найти здесь друзей. – Мачеха промокает уголки рта салфеткой, и на льняной ткани остаются крошечные пятнышки клюквенной помады.
– Ты сама знаешь, что все попытки в любом случае обернутся катастрофой. – Я крепче сжимаю в пальцах вилку.
Это лишь вопрос времени: вскоре кто-нибудь из новых друзей пострадает или родители запретят им со мной общаться.
– Люди – то еще разочарование. Но тебе все же стоит слегка сдерживать характер. Хотя бы улыбайся.
Резкая критика в словах Вивиан наводит на мысль, что в Салеме все сложится так же, как в Нью-Йорке.
– Тогда, пожалуй, зайду в гости к миссис Мэривезер, – говорю и жду реакции. – Поучусь на примере.
Вивиан изгибает идеальную бровь, пытаясь понять, серьезна ли я сейчас. Четыре месяца назад она бы рассмеялась в ответ, а я бы просто шутила.
Со вздохом закрываю контейнер с равиолями. В детстве я следовала за Вивиан по пятам. Отец даже называл меня главой ее личного фан-клуба. Вивиан это обожала – после очередной порции восхищения она всегда была в наилучшем расположении духа. Но с тех пор как папа попал в больницу, между нами с мачехой нарастало напряжение. В день, когда я узнала о переезде, оно превратилось в нечто новое, отношение, от которого уже не избавиться.
Резко отодвигаю стул, от скрежета ножек по полу Вивиан морщится. В абсолютной тишине я выхожу из столовой, которую словно вырвали из кадра старой британской киноленты. Не хватает только слуг в белых перчатках и приятной компании. До лестницы рукой подать. Я прохожу мимо ванной с темно-багровыми стенами и неизвестной комнаты с видом на розовый сад, которую лично я назвала бы чайной истинных леди.
Хватаюсь за перила и бегу наверх, перепрыгивая через ступеньку. На втором этаже свет горит только в моей комнате, его слабый желтый огонек мерцает в самом конце коридора. Комната Вивиан – последняя в противоположном крыле дома. Возможно, так она пытается оказаться от меня подальше? Конечно, мы никогда не любили бесконечные объятия и долгие разговоры по душам, но все же ее попытка отдалиться меня задевала.
Вот бы папа был здесь. Эти старые комнаты, должно быть, хранят множество его воспоминаний. Может быть, в конце концов, не так уж плохо, что мы сюда переехали. Это отвлечет от постоянных волнений об отце.
Я толкаю дверь комнаты.
– Серьезно? – Аккуратно сложенная в шкафу одежда теперь кучей валяется на полу.
Я проверяю, не сломана ли задвижка шкафа. Но она, кажется, в порядке. Может, я просто плохо ее закрыла?
– Интересный способ распаковать вещи, – замечает Вивиан, останавливаясь в дверях комнаты.
– Я все разложила еще час назад. Может быть, стопки были слишком высокие.
– А может быть, здесь водится призрак и ты ему не понравилась? – улыбается Вивиан.
Понимаю, она пытается как-то разрядить атмосферу, но я слишком раздражена из-за переезда в Салем.
– Как смешно, – ворчу я, а Вивиан в ответ разворачивается и скрывается в полутьме коридора.
Я переодеваюсь, сменяю джинсы на черные спортивные штаны, которые покоятся на самом верху кучи. Пока разбираюсь с беспорядком, осматриваю свою новую комнату. На старом сундуке у дальнего окна лежат фотографии отца, а на туалетном столике стоит мамина шкатулка с украшениями. Я пытаюсь представить, как в молодости родители вместе проводили время в этой комнате.
Я кладу последнюю майку на ее законное место и захлопываю шкаф, потом тяну за ручки, проверяя, хорошо ли он закрыт. Прежде чем плюхнуться на заправленную кровать, подхватываю с сундука золотистую рамку с фотографией. На ней мне четыре года, я сижу у отца на коленях на веранде парижского кафе. Он касается щекой моей макушки, а я двумя руками сжимаю большое заварное пирожное со взбитыми сливками. Я смеюсь, потому что папа только что намазал сливки мне на нос. В этой поездке мы познакомились с Вивиан. Потом я пошла в школу и перестала так часто с ним путешествовать.