– Олег, Сохатый, черт тебя побери! Ты еще не пропил свой четвертной?
– Нет, а что? – удивился Олег.
– В местной «стекляшке» только что видел девушку из сказки. С ней, правда, принц датский, но это и понятно.
Дальнейшие события развивались стремительно. Олег Лосев, Женька Фролов и в качестве свидетеля Генка Смирнов бросились в кафе-стекляшку. Фрол оказался прав – девушка была красавицей: стройная, голубоглазая, с модной прической светлых волос «а ля стожок сена». На этом бы история и закончилась, но будущий служитель культа поддался соблазну и начал бессовестно «снимать» красавицу. Та не могла не заметить достоинств аполлонообразного Сохатого и ободрила его двумя-тремя долгими улыбчивыми взглядами, которые Лось воспринял как сигнал к активным действиям. Надо признаться, что кавалер красотки держался достойно. Он, это было видно по всему, не трусил перед стадесятьюкилограммовой глыбой Лося, но был сдержан и корректен до предела:
– Молотой тчелофек, бутте люпесны, уйдите и не мешайте мне и моей дефушке! – твердо и спокойно повторял он распустившему слюни Лосю. Не помогло. Дело закончилось дракой. Против Олега и шустрого Фрола (Генка Смирнов был не в счет) медленно и печально рубились все немногочисленные аборигены – посетители «стекляшки». Больше всех досталось наряду милиции, приехавшему разнимать драку – их били сообща и с большим вдохновением.
В итоге у Олега весь живот был в синяках (выше никто не достал, а ниже он не позволил). Шустрый Фрол отделался вывихом пальца на левой руке (зацепил неудачно челюсть спутника красавицы).
Кеша Смирнов участия в драке не принимал. Он и драться-то не умел. Он хотя и был мастером спорта, но мастером-то – по шахматам, а это, как известно, больше искусство, чем спорт. Но зато он очень четко и грамотно организовал госпитализацию отряда милиции и еще четверых сильно пострадавших; возглавил уборку помещения кафе и одновременно переговоры с его хозяином (частный бизнес в Прибалтике был и тогда). Главное – Генке удалось замять скандал. Он пообещал хозяину, что их взвод отработает в полном составе три дня на его приусадебном участке.
Приусадебный участок оказался огромным полем, в центре которого, как остров в океане, стоял аккуратный хутор самого владельца кафешки. Весь урожай с поля шел в его заведение и приносил, вероятно, хороший доход. Двадцать пять здоровенных курсантов вкалывали три дня, а это, между прочим, как утверждают производственники, ни много ни мало – семьсот человекочасов. Все убытки были отработаны сполна. Работа была нехитрая: по полю шли три трактора с прицепами, а за ними курсанты, как пехота за танками, и подбирали булыжники, которых в земле было без счета. Булыжники бросали в прицепы. Казалось, это будет бесконечно: все новые и новые камни лезли из почвы, как прыщи на лицо подростка. И не было им конца. К вечеру третьего дня Генка Смирнов схватил очередной камень и застыл с ним в руках не хуже рабочего из скульптуры «Оружие пролетариата». В руках у него оказался не камень, а не разорвавшаяся еще со времен войны мина. Она была вся ржавая, в комьях земли и ее, если бы не характерный «хвост», можно было принять за продолговатый камень. Народ застыл и, казалось, стоять так готов был вечно. Первым очнулся Мишка Майонез:
– Кеша, спокойно. Разожми пальчики. Опусти копыта, кому говорят! – зловеще шептал он словно завороженному Генке. – Вот так, хорошо. Давай ее сюда. Руки у Генки дрогнули, и мина упала в рыхлую землю. Никто и сообразить не успел, как Женька Фролов плюхнулся на нее своим красивым накаченным телом. Тишина резала уши… Олег Лосев склонился над Фролом: