— Что же это такое? — сказала одна из фей.
— Может, их украли? — сказала вторая.
— Может, он переехал? — сказала третья.
— Я сейчас умру от холода! — сказала самая нежная из них.
— И я!
— И я!
— A-а, знаю! — сказала одна из них, самая сообразительная. — Их, наверное, унесли в Манеж. Там сейчас ретроспективная выставка молодых, которым под сорок — пятьдесят.
— Не везет так не везет! — сказала вторая.
— В Манеж не пойду! — категорически заявила третья. — Толкаться среди людей я не намерена. — И она с гордым видом взглянула на своих подруг.
Все трое опять немножко помолчали.
— А может быть, картин нет, но есть чай? — робко произнесла одна из них, та, что больше всех любила чай. — По-моему, в мастерских художников всегда бывает кофе или чай…
— Или что-нибудь покрепче! — сказала самая язвительная.
Через минуту действительно нашелся чай в жестяной коробочке с нарисованными на стенках пейзажами, и сахар — в простой стеклянной банке с полиэтиленовой крышкой, и сухое печенье в бумажном кулечке не первой свежести…
Нашлись и чашки, старинные, может быть, даже из китайского фарфора, во всяком случае, когда их вымыли, они засверкали чудесной белизной и нежным рисунком на тонких прозрачных стенках…
Спустя некоторое время три феи сидели вокруг довольно чистого низкого стола, накрытого скатертью, на тяжелых деревянных стульях с высокими спинками и медленно, с наслаждением пили чай — маленькими глоточками, обжигаясь и дуя в чашечки, и очень скоро их лица порозовели и стали действительно прекрасными, это были именно феи, никто бы не посмел сейчас назвать их фуриями.
— Ну, как хотите, а я все-таки чувствую весну! — сказала одна из фей и с чувством собственного достоинства посмотрела на подруг. — Я вспоминаю картину одного старинного художника, кажется итальянского, там был такой чудесный пейзаж: нежная зелень, дерево — на переднем плане, на ветке сидит маленькая птичка и поет, я прямо сейчас слышу, как она поет!
— Когда я была маленькая, я помню, сама нарисовала картинку со скворечником, и все говорили, что это очень весенняя картинка, в ней есть настроение! — сказала задумчиво вторая.
— Раз уж весна, давайте превратимся кто в кого хочет, нельзя же все время оставаться феями! — предложила третья.
— Согласна! Сейчас превращусь в маленькую черную собаку! — воскликнула одна из них, самая экспансивная. — Знаете, бывают такие смешные, с длинными ушами, когда бегут, уши — до самой земли!
— Как ты можешь! — сказала вторая. — Ты, красавица, — и вдруг станешь собакой! Это невозможно!
— Если я красавица, мне не страшно на минуточку стать собакой или кем-то еще! — гордо сказала экспансивная.
И она тут же стала потряхивать длинной черной кудрявой шерстью.
Вторая молча превратилась в стройную хрустальную вазочку с едва заметной трещинкой, и вазочка очень украсила собой скромную скатерть на столе.
Третья стала цветком царственного вида, правда без нескольких лепестков.
Они побыли некоторое время в новом обличии, с любопытством поглядывая друг на друга, потом самая умная из них сказала:
— Хватит, много нельзя!
И они снова стали феями.
— А может, нам подумать о чем-нибудь важном? Или о ком-то дорогом? — произнесла одна из фей.
— Я могу думать только о Млечном Пути, сверкающем на зимнем морозном небе! — вскричала вторая.
— А я — о никому не известной мушмуле, цветущей где-то в горах! — сказала третья.
— А я вот действительно могу подумать о ком-то дорогом, — сказала первая.
— Не забывай, дорогая, что все, о ком мы можем подумать, — просто люди, и они слепые, и, значит, они нам неровня! — назидательно сказала вторая.
— Да! — с важностью подтвердила третья.
— Но ведь в каком-то смысле мы — тоже люди! — запротестовала одна из них. — Я, например, все время думаю, что будет с нашими детьми!
— И с племянницами! — вздохнула вторая.
— И с теми, кто родится от них! — сказала третья.
И все трое опять уставились друг на друга.
— Что будет, то будет! — сказала самая умная из них. — Мы не можем прожить за них их жизнь! Пусть проживут так, как смогут! Как сумеют!