Например, в какой-нибудь день какой-нибудь поэт, которого будут звать, скажем, Саша Гаврилов, вдруг почувствует, что жизнь несправедлива к нему, и захочет с нею распроститься. На здоровье, может, не будет жаловаться, в свои сто тридцать пять лет он будет выглядеть так же, как в тридцать пять, у него будет легкое но глубокое дыхание, космическое давление, идеальный пульс, он будет хорошо спать по ночам, а днем бодрствовать, создавая замечательные стихотворения, которые будут тут же печататься… Ничто нигде не будет колоть, теснить, давить, одним словом, со здоровьем у него все в порядке. Но вот с душой! Душа все-таки будет порой чувствовать беспокойство: «А правильно ли мы живем? А куда мы идем? К чему стремимся? А не является ли эта всеобщая благополучная жизнь своего рода ловушкой для человечества?» Вечные вопросы! В этом прекрасном обществе личное воображение еще не устранят, оно будет собственностью каждого отдельного человека, помимо общего, каждый сможет вообразить себе все, что захочет. И вот в какое-то утро поэт Саша Гаврилов, проснувшись в своей благоустроенной, с отдельным кабинетом для работы, квартире, подумает вдруг, что таких строчек, какие он сочинял раньше: «Ты смотришь с застенчивой лаской, Как смотрят у нас на селе, Россия, твой взгляд Ярославский я чувствую на себе», — ему уже не написать, потому что и села-то нет, есть громадный агропромышленный комплекс, а деревни с бревенчатыми избами, с колодезными журавлями, с золотыми шарами под окнами — нет, и Саша загрустит…
Потом подумает, что и критики к нему стали менее благосклонны, один из них все ругает его за давнее стихотворение «Мы сожгли золотую планету. И пожар этот в нашей груди».
Вспомнит друга, тоже поэта, с которым вместе учились, вместе голодали когда-то в общежитии Литинститута, друг проехал вчера мимо на своей новой машине и даже не остановился поздороваться… Саша Гаврилов подумает, что и жена все еще не возвращается из длительной командировки с окраины Вселенной. Сколько же можно изучать психологию аборигенов и звездную карту южного неба! Видно, просто не любит…
Подумает, что земляки, друзья и приятели из Ярославля совсем позабыли его, не звонят, не пишут, не приезжают!.. Подумает, что и мать его, несмотря на то, что он уже признанный поэт и печатает книжку за книжкой, и обеспечивает не только свою семью, но и половину родни, проживающей в Ярославской области, все-таки считает, что он выбрал себе не очень удачную профессию, лучше бы стал, например, инженером… К тому же в своей золотистой копне волос, на самой макушке Саша обнаружит один седой волосок и расстроится: старость не за горами! И хотя в этом прекрасном будущем старость будет сказываться где-то после 200 лет, Саша вспомнит свои прежние строчки, написанные им в 20 лет: «Как жаль, что я уже не молод!» И, не долго думая, выйдет из дома, дошагает до березовой рощи, что у станции Лосиноостровская, приблизится к старой знакомой березе с бугристым шершавым стволом, погладит кору пальцами, как бы прощаясь с нею, и — прикажет сердцу остановиться. И оно остановится.
В последний раз перед мысленным взором Саши проплывет тихое озеро Неро, на пустынном берегу которого он провел столько чудесных часов, сочиняя свои первые стихи…
Потом он увидит стаю бесчисленных ворон, летающих над мрачными куполами Яковлевского монастыря…
И увидит белый древний Ростовский Кремль, со знаменитой звонницей. И маленький домик у Валов, в центре города, где он так любил играть в детстве. И второй родительский дом на окраине города, с тополиной аллеей на подступах к дому, с деревянной церковью Иоанна Богослова на Ишне, стоящей среди васильков и ромашек на цветущем лугу…
И увидит лицо своего первого учителя Чижикова, дававшего ему читать хорошие книги по русской истории и искусству.
И увидит лица молодых матери и отца, дружно сидящих на скамеечке возле бревенчатого дома…
И бабушку Евпраксию, с большим подергивающимся носом, ласковой дрожащей рукой благословляющей его в дальнюю дорогу в Москву…
А потом — Москва, стены Литинститута, новые друзья! Все завертелось, закружилось!..
Все эти картины оживут на миг перед глазами Саши, «память вспыхнет в холодном огне», как писал он когда-то, а потом душа его устремится ввысь, в синее бездонное небо…
Но вдруг Саша почувствует, что что-то удерживает его на Земле. Что же это будет? А вот что. К тому времени человечество уже достигнет очень высокого уровня развития, и энергия его станет непрерывной на всей протяженности Земли. И если в какой-нибудь точке, у какого-нибудь человека этой энергии станет мало, она будет на исходе, туда тотчас устремятся волны света от других, более мощных источников, от других человеческих душ. То есть как только Сашина душа, почувствовав утомление от настоящих и воображаемых обид, устремится вверх, решив покинуть Землю, и воспарить в другие, более счастливые места Вселенной, тотчас другие души, родственные ей, имевшие с ней близость, связь, контакт, встрепенутся и пошлют волны света, любви, участия…