— Я знаю, — сказал он, — я знаю, но я знаю и другое. Мне надо один кочан…
— Тихо, — сказал я. — Тихо! — Мне показалось, что просыпается Диана. — Завтра! — сказал я. — Завтра я принесу тебе кочан капусты, а сейчас иди… — Я махнул рукой и опустил ковер.
Диана сидела на кровати.
— Я вспомнила, — сказала она, долго сидела, широко раскрыв глаза, а потом повторила: — Я вспомнила!
Я тоже вспомнил…
Стоим мы, я и Диана, тогда еще жених и невеста, среди капустных грядок, грядки тянутся далеко, до самого леса, день холодный, лицо Дианы — алое от мороза, она в синем пальто и белом пуховом платке, стоит недалеко от меня, и мы разговариваем.
Мимо нас низко пролетают птицы, кажется, утки. Когда они пролетают близко, слышен свист, и мы замолкаем, а потом опять разговариваем. Мы разговариваем, я слышу свой голос, ее голос, а потом перестаю слышать. Мне начинает казаться, что здесь, кроме нас, никого нет, что все: и поле, и грядки с рядами капусты, и кочаны, крупные, зеленые, с фиолетовым налетом, и утки, которые пролетают мимо, и черная ворона, которая сидит недалеко от нас, и поле, на котором сейчас никого больше нет, и лес, в котором никто не скрывается, — что все это такое, как я сейчас вижу, и не может быть другим, ничего другого сейчас здесь быть не может, и я думаю, что мне делать, что делать?..
Встать на колени и закрыть глаза, затихнуть, чтобы тихо-тихо, не нарушаясь, постепенно гасла во мне эта картина… или крикнуть и бежать, бежать, бежать, пока не устану, не упаду — и тогда картина сама оборвется. Я уже представляю, как бегу огромными прыжками, все прыгает: деревья, кусты, дорога… Уже незнакомые места, я их не знаю. Где я? «Двадцать четыре», — говорю я.
Я слышу голос, который говорит «двадцать четыре», и вижу, что стою и разговариваю с Дианой, а она смотрит мне в лицо. Я вижу, что я стою и никуда не бегу, не стою на коленях, не закрываю глаза и не плачу…
— Двадцать два, — говорит Диана.
— Двадцать четыре, — говорю я…
А назавтра весь день я жду вечера, а весь вечер жду ночи.
Ночью я отгибаю ковер, и он является, я даю ему кочан капусты.
— Только об одном хочу спросить, — говорю я. — Разве ты был в тот день, я не видел, я думал, что там никого больше нет. Разве ты был?..
— Лес, — хрипит он, — тот лес, что начинался за капустными грядками… Я был там, в том лесу. Я видел…
Пожар
Ночью я видел во сне нашу улицу в виде белой сырой простыни, на которой размалеваны углем дома, столбы, заборы. Когда я открыл глаза, и правда был очень сырой туманный день.
Туман, как пар от белья, обволакивал всю улицу, все малые и большие тела, дома, заборы, столбы, и только в конце улицы я увидел оранжевое пятно и устремился туда.
Над домом висел пожар.
Он обволакивал его всеми своими оранжевыми частями, но вдруг отлетел прочь, и стал виден дом из чистого пепла; он стоял, не рассыпался, и к нему стали сбегаться люди.
А пожар метнулся в небе туда и сюда, как бы выбирая новую жертву, но, видимо, устав, рванулся к старому колодцу в конце улицы, впорхнул в него и больше не вылезал.
Я побежал к колодцу. Но там было уже тихо, вода в глубине казалась черной, ледяной, как будто она не проглотила только что пламени. Я решил узнать: так ли это, сел в бадью и оттолкнулся.
Я должен был опуститься, коснуться рукой воды… но взвился вверх, очень высоко, и остановился. На другом конце журавля я увидел пригнувшуюся к земле фигуру.
Молодая девушка или женщина в желтом овчинном полушубке, в черном цветастом платке, в валенках лежала на земле, навалившись всем телом на другой конец журавля. И смотрела снизу на меня.
— Отпусти, — крикнул я.
Она покачала головой.
— Пусти, — крикнул я.
Она опять покачала головой.
Я стал оглядываться. Людей поблизости никого, зато отсюда хорошо видно, что делается внизу, около того дома.
Люди подбегали, их становилось все больше и больше, они образовали круг и ходили вокруг дома, делая всякие движения и шевеля губами, но слов не было слышно. Движения их были «вот такой вышины», «вот такой низины», «вот такой ширины», «вот такой ужины…». Когда было последнее, они так дружно бросались к дому и так сжимали его, что он должен был бы сразу рассыпаться, но он только становился меньше, и они начинали все сначала. А людей прибывало и прибывало.
Я посмотрел на другой конец журавля. Женщина лежала на земле, не двигаясь, и смотрела на меня.
— На! — крикнул я, достал из кармана яблоко и кинул ей — недалеко, чтобы она встала и подняла. Но не рассчитал — яблоко упало рядом с ней. Она, не меняя позы, дотянулась до него, поваляла немного в снегу и поднесла ко рту. Я услышал хруст и увидел, как женщина еще и еще раз вонзилась зубами в яблоко.