Дан лишь виновато отвел глаза и отвернулся от девушки. Ринат, все это время молчавший, тихо заговорил:
- Найди в себе силы начать все заново. И, возможно, она почувствует эти перемены.
- Да бред это все!! Почувствует? Как? Она как овощ лежит на этой гребаной кровати! Даже не дышит самостоятельно! Вы все идиоты, раз верите во все это! Это мистика и духовная чушь! И ни хрена это не будет работать! – прокричал напоследок Дан и вылетел из палаты.
- Он говорит, что она сдалась, - грустно улыбнулась Тася ему вслед, - но и сам он давно перестал бороться.
Ринат лишь вздохнул и притянул к себе жену, крепко обнимая и нежно гладя животик между ними.
- Давай назовем нашу малышку Надеждой? – неожиданно предложила девушка. – Вдруг это поможет?
- Боюсь к тому времени как она родиться, будет поздно, - невесело ответил Ринат. – Врачи сказали, что если через пару недель Соня не очнется, ее отключат от аппаратов.
- Боюсь, она родиться в самый подходящий момент, - натянуто улыбнулась Таисия и тут же скривилась, хватаясь за живот.
- Что…
- Черт, воды отошли.
Мужчина в ужасе смотрел на растекающуюся под ногами лужицу.
- Рано же, - растерянно пробормотал Ринат.
- Да говорю же – в самый раз, - хмыкнула Тася и снова скривилась от новой схватки.
Дан не испытал никакой радости за друга, когда через несколько часов счастливый Ринат оповестил его о том, что у него родилась дочь. Все это время он думал над словами Таисии и все больше сокрушался от понимания их правильности. Но он действительно не верил в то, что сейчас Соня может что-то почувствовать и это что-то изменит ее состояние. Но, тем не менее, сидел сейчас и в полголоса изливал ей душу.
Он говорил обо всем, что его гложило, тревожило, волновало и смущало. Он выливал все свои чувства и эмоции, не пряча ничего: ни ненависти, ни любви. Каждое слово было пропитано мукой и тоской, надежной и неверием одновременно. Все смятение, горечь и отчаяние он выливал в слова, тихие, но такие искренние. Было тяжело и не просто для себя самого высказать вслух все то, что волновало его душу и сердце, но он преодолевал этот барьер с упорством и нелепым желанием поверить в то, что это поможет, как сказал Ринат. Он желал этого так отчаянно, что становилось больно, но все же сомневался в возможности добиться результата. Казалось, что вот сейчас можно поверить во что угодно, во все чудеса и откровения. Но жизнь так часто макала его носом в то, что всего приходиться добиваться самому, что ни на кого и ни на что нельзя надеяться, что сейчас вот так резко было трудно изменить свое сознание. Но он пытался, искренне и упорно пытался.
Уткнувшись лицом в прохладную ладошку Сони и сжимая ее в своих, Дан говорил и говорил, не переставая на протяжении нескольких часов. Он вывернул себя наизнанку перед неподвижной спящей девушкой, но когда поднял голову – ничего не изменилось. Она все так же лежала с закрытыми глазами и не шевелилась и даже не дышала сама. Он понимал, что вот такого чуда уж точно не могло произойти лишь потому, что он открыл перед ней душу.
- Знаешь, если все, что я только что наговорил, ничего не изменит, я просто перестану верить во все хорошее. Без тебя в моей жизни ничего хорошего не будет. И уж прости за такие слова, но даже наш сын не сможет занять пустое место в моем сердце. Ты однажды сказала, что там есть только ты. И ты была права на все сто процентов. Там – ты одна, и ни для кого другого не найдется в нем места.
Мужчина снова уткнулся лицом в руку Сони, прикрывая воспаленные глаза. Но резко вскинул голову, когда привычный писк приборов несколько изменился. На одном из мониторов резко скакнули какие-то полосы, и звук стал противно тревожным. Дан подскочил на ноги и выбежал в коридор, требуя врача. Непрестанно дежурившие доктора тут же оказались рядом и, оттеснив его от кровати Сони, начали какие-то манипуляции с приборами и самой девушкой. Они говорили так непонятно и быстро, что понять что-либо несведущему в медицине человеку, было невозможно. Но одну фразу Дан услышал и понял очень четко – остановка сердца.