— Наверно, трудно было решать, — предположила я, ведь ты знала, что расстаешься с ними.
— Да, трудно, но я чувствовала, что нужна маме. — объяснила Бетани с величайшей серьезностью. — Ей сейчас очень тяжело.
Дальше она рассказала, что ее мать рано вышла замуж и родила детей, а теперь почувствовала, что попала в западню и связана по рукам и ногам.
— У нее много приятелей, она постоянно с кем-то встречается, — доверительно сообщила Бетани, — а мне это не нравится, и я чувствую себя одиноко.
Уверена, что ты очень скучаешь без папы сказала я.
Глаза Бетани наполнились слезами.
— Да, я скучаю по ним всем. Папа звонит мне каждый день узнать, все ли у меня в порядке.
— И что ты ему говоришь?
— Говорю, что у меня все отлично, хотя иногда это не так.
У меня защемило сердце, когда я увидела боль и смятение в ясных глазах Бетани: слишком много боли для девятилетнего ребенка, который нуждается в заботе. Она была мудра не по годам… ей пришлось такой стать. Перед глазами у меня предстала картина во всей ее полноте — мама загуляла, папа затевает процесс о лишении ее материнских, прав, как несостоявшейся матери. Но любящая, полная сострадания Бетани не хочет бросать маму. И она отказывается от новой, спокойной жизни, от отцовской заботы, от того, чтобы расти вместе с братом и сестрой, — все ради того, чтобы мама знала, что кто-то по-прежнему любит ее. И вот вечер за вечером она проводит одна или со своей няней, ожидая, пока мама возвратится с очередного свидания, и справляется с одиночеством, убеждая себя, что поступила правильно.
Так мы и проговорили с Бетани. Я рассказала ей о том, как развелись мои родители — мне тогда исполнилось одиннадцать, — о том, как я разрывалась между ними, не зная, на чью сторону встать, как чувствовала себя ущербной, потому что у меня не было нормальной семьи, такой, как у всех моих друзей, о том, как я плакала перед сном. «И я тоже!» — вставила она. Я объяснила ей то, что с годами поняла про родителей и вообще про всех людей — что внутри они остаются маленькими детьми, такими, как она сейчас. Я попыталась проанализировать вместе с ней, почему ее мама так себя ведет, дала ей понять, что Бетани может видеть то, чего не видит ее мать. Я предложила Бетани рассказать отцу, как она несчастна, и не беспокоиться, что у того возникнет чувство вины, — ему необходимо это знать. Я напомнила ей, что, в конце концов, ей нужно в первую очередь позаботиться о самой себе, даже если для этого нужно уехать. А потом я рассказала, как много работала над тем, чтобы полюбить себя, чтобы понять, что развод родителей не имеет ко мне никакого отношения, и чтобы получить много хорошего от жизни.
— Посмотри, что я сделала, когда выросла, — гордо сказала я, показывая ей несколько своих книг, которые я захватила с собой в «дипломате».
— Так это вы? — спросила она с широко раскрытыми глазами.
— Да, это правда я. Меня даже по телевизору показывали.
Бетани едва не выпрыгнула из кресла.
— Подождите минутку… подождите! — воскликнула она. — Я ВИДЕЛА ВАС!!! В КАКОМ-ТО ТОК-ШОУ!!! ТО ЛИ «ОПРА», ТО ЛИ «ДЖЕРАЛЬДО», ПРАВИЛЬНО?
— Правильно.
— О господи, о господи, я так волнуюсь!!! — Бетани заерзала в кресле.
— А знаешь, для чего я тебе все это рассказываю? Для того, чтобы ты всегда помнила: не важно, откуда ты начала путь, важно, куда ты направляешься. Ты очень необычный человек — умный и одаренный. Ты сможешь стать тем, кем захочешь. Если я смогла, значит, и ты сможешь.
Наш полет уже подходил к концу. Мы с Бетани обменялись телефонами, я пообещала ей прислать несколько книг для ее матери и отца — это стало для нее особенным сюрпризом. Теперь она успокоилась и сидела прижавшись лицом к иллюминатору, завороженная открывающимися внизу видами.
Внезапно меня осенило. И как же я сразу не догадалась? Да ведь Бетани — это я сама. Я целый час провела в самолете, разговаривая с самой собой в девятилетием возрасте, рассказывая то, что я сама так хотела услышать, когда мне было больно, раскрывая девочке глаза на то, кем ей суждено стать однажды, делясь истинами, на открытие которых у меня ушло тридцать лет. Бог усадил меня рядом с маленькой Барбарой, у которой другие жизненные обстоятельства и другое имя, но такая же истерзанная душа, усадил для того, чтобы я смогла залечить свои собственные застарелые раны.
Всматриваясь в Бетани, как в зеркало, я увидела, что действительно взяла верх над своим прошлым, что я способна проявить к нему еще большую снисходительность, чем прежде, и что одна из моих целей — поделиться уроками, извлеченными из этого путешествия, с большими и маленькими Барбарами, и Бетани, и Бобами, живущими во всем мире. Я покачала головой, восхищаясь совершенством этого момента. Здесь, в небесах, Бетани стала моим учителем, точно так же, как я — ее учителем. Она донесла до меня то, что было нужно мне, а я донесла что-то свое до Бетани. Мы стали духовными сестрами.