— Выходит, мы с тобой чем-то похожи, женушка, — усмехнулся Мартин.
— Не называй меня так, — поморщилась Джекки.
— Почему?
— Просто не называй. И все.
— Как прогулялись с Бадди? — с деланой небрежностью поинтересовался Мартин, но Джекки почувствовала, что вопрос задан ей не из праздного любопытства.
— Спасибо, неплохо, — усмехнулась она. — А как посидели со Сьюки?
— Спасибо, замечательно, — в тон ей ответил Мартин. — Зря ты так ополчилась против нее. На самом деле она очень милая.
— Бадди так не считает, — фыркнула Джекки. — И я с ним согласна.
— Бадди, Бадди, — раздраженно передразнил ее Мартин, и Джекки в который уже раз заметила, что в его медово-карих глазах мелькает угрюмая тень при воспоминании о друге. — Говоришь о нем, как о гуру.
— О ком?
— Гуру — это учитель. Тебе, кстати, он не помешает. Только уж точно не такой, как Бадди.
— А мне казалось, вы с ним лучшие друзья.
— Так и есть. Только лучшие друзья не обязательно во всем должны соглашаться друг с другом.
— Но ты ведь его не уважаешь.
— Нет, отчего же! — горячо возразил Мартин. — Я уважаю его. Только мне многое не нравится из того, что он делает и говорит. Хотя я редко с ним спорю. Только по принципиальным вопросам. И считаю его талантливым писателем.
— А он мне сказал, что ты пишешь неплохие картины, — призналась Джекки. — Странно, но в твоем доме я ни одной не увидела.
— Чертов болтун! — вырвалось у Мартина. — Ну вот, снова говорю на твоем языке.
— Да что в этом такого? — изумилась Джекки. — Подумаешь, рассказал о том, что его друг пишет картины. Ты же говорил, что Бадди писатель.
— Это другое.
— Почему другое?
— Ты как ребенок, — раздраженно ответил Мартин и потянулся за чашечкой кофе, стоявшей на стеклянном столике. — Почему, отчего? Есть вещи, которые трудно объяснить, Джекки.
— А ты попробуй. Может, я пойму.
— Прости, не хочется. Во всяком случае, не сейчас.
Даже обижалась она совсем как ребенок. Синие глаза налились печалью, взгляд ушел в сторону, а губы надулись.
Марти уже не испытывал раздражения — напротив, ему стало весело. Почти так же весело, как тогда, на катке. Захотелось растормошить ее, сказать что-нибудь смешное, чтобы губы расправились в улыбку, глаза загорелись той пронзительной искрящейся синевой, излучать которую были способны только эти глаза, глаза Джекки.
Мартин легонько коснулся пальцем пепельного завитка, выскользнувшего из-за ее маленького ушка. Джекки, казалось, ничего не почувствовала. Зато он почувствовал, да еще как. Неожиданно ему захотелось провести рукой по ее виску, пронизанному сеточкой нежно-голубых вен, по бархатистой коже на щеке, мягкой, как лепесток только распустившегося цветка. А потом скользнуть пальцами ниже, к ее подбородку, дерзкому, резкому, решительному, — полной противоположности мягким чертам ее лица и совсем не такому, как у той, о ком он, Марти, сейчас должен думать.
Мартин отдернул руку. Джекки, казалось, ничего не заметила.
Господи, да что на меня находит? — спросил он себя. Неужели все дело в том, что у меня давно не было женщины?
И, когда Боб вышел наконец из кабинета доктора, Мартин едва ли не с облегчением вздохнул.
— Ну как вы, мистер Уилсон? — вымучил он из себя веселую улыбку. — Остались живы?
Джекки сразу заметила, что Боб выглядит не очень-то веселым. Судя по всему, прогнозы доктора были далеки от оптимизма.
— Пожалуй, я загляну к врачу, — шепнула она Мартину. — Ты посидишь с дядей?
— Конечно, — ответил тот, все еще недоумевая, какого же черта он проводит время с девчонкой, на которой женился только ради тетушкиного наследства?
— С каждым днем все мрачнеешь и мрачнеешь. — Ронни Снайфер покачал головой, но его лицо выражало скорее сочувствие, нежели укоризну. — Что с тобой творится, девочка?
Джекки присела на краешек сцены. Конечно, она не могла рассказать Ронни обо всем, но некоторыми проблемами ей все же хотелось поделиться.
— Возила Боба к врачу, — печально сообщила она. — Ловкача придется оперировать. Теперь уже точно известно.
— Да, дела… — вздохнул Ронни. — Представляю, что он чувствует. Небось заливает горе виски?
— У него двойное горе, — невесело усмехнулась Джекки. — Доктор категорически запретил ему пить.
— Бедняга Боб. — Последняя новость потрясла Ронни едва ли не больше, чем первая. — Надеюсь, после операции ему станет легче.
— Все зависит от того, как она пройдет. Доктор говорит, что мы слишком долго тянули. Если бы Боб обратился за помощью раньше, то можно было рассчитывать на благополучный исход. Теперь уже никто ничего не может нам гарантировать. Боб пройдет обследование, и через неделю его положат в клинику. Еще через неделю — операция. Так что у меня мало поводов для веселья, Ронни.