— Представь себе, да.
Джекки дар речи потеряла от возмущения. Предатель Боб был готов пойти на любую уловку, лишь бы его не водили к врачу.
— Как ты ее терпишь, Марти? — ухмыльнулся Боб. — Эта девчонка хочет моей погибели.
— Да что у вас тут случилось? — Мартин подошел к диванчику, на котором сидел Ловкач, и настороженно оглядел дядю и племянницу. — Джекки, ты что, решила переключиться с меня на дядю? Или вы с Бадди вчера плохо провели время?
— При чем тут Бадди? — раздраженно фыркнула Джекки и потянула Боба за руку. — Вставай, Ловкач, не будь ребенком. Ко мне ты не боялся пригласить врача, когда я заболела ветрянкой!
— Так вот оно в чем дело. — Мартин рассмеялся. — Мистер Уилсон не хочет идти к доктору.
— Смейся, смейся, она и до тебя доберется, — с горечью ответил Боб и посмотрел на Мартина с таким нескрываемым отчаянием в глазах, что тому стало жаль его.
— Да не переживайте вы так. Наверняка вначале вас просто осмотрят.
— Я ему это и пытаюсь сказать. Но старый дурак не хочет меня слушать! — вспылила Джекки.
Глаза Боба округлились.
— Джек, не смей говорить со мной в таком тоне, а то я тебя выпорю!
— Это я тебя выпорю, Боб, если ты сейчас же не поднимешься с дивана и не пойдешь со мной!
— От вас нет спасу с самого утра, — простонал Мартин, прикрывая уши руками. — Если вы опаздываете, я отвезу вас к доктору. Только, ради бога, пощадите мои барабанные перепонки.
Джекки посмотрела на него с благодарностью. Что-то новенькое, подумал Мартин.
— Дайте только переоденусь.
— Вот видишь, — укоризненно покосилась на дядю Джекки. — Из-за тебя пришлось беспокоить Марти. А ведь он, бедняга, даже не завтракал. Вдруг у него тоже испортится желудок?
— Джекки, я все слышу, — напомнил о себе Мартин, поднимавшийся по лестнице. — Потрудись отпускать свои шуточки, когда я поднимусь наверх.
— О'кей, прости, пожалуйста! — весело крикнула ему Джекки. — Конечно, я подожду, пока ты поднимешься. А ты, — с возмущением посмотрела она на дядю, — вставай и будь добр держаться молодцом.
— Только и знаешь, что пилить больного старика, — пробурчал Боб, поднимаясь с диванчика. — Никакого уважения.
Мартин собрался быстро, а до клиники они доехали всего за каких-то полчаса. Боб было заартачился и попробовал предпринять еще одну попытку отговорить Джекки от этого рискованного шага, но Джекки была непреклонна, а Мартин, бросив на Ловкача сочувственный взгляд, сообщил, что сам он принимает сторону Джекки.
— Все вы предатели, — обреченно вздохнул Боб и выбрался из машины.
— Спасибо тебе, — искренне поблагодарила Джекки Мартина.
— За что? Я всего лишь отвез вас в клинику.
— Но мог бы этого и не делать.
— Пойдем, иначе вы опоздаете на прием… или Боб сбежит от нас по дороге.
— Ты с нами? — Синие глаза Джекки удивленно распахнулись.
Мартин подумал, что девушку с такими глазами необыкновенно приятно удивлять.
— С вами, — кивнул он, стараясь сдержать улыбку. — Вы все равно оставили меня без завтрака и без душа. Так что не вижу особенных причин спешить.
Джекки ничего не ответила, но Мартин чувствовал, что она рада тому, что он остался. О болезни Боба он слышал лишь намеками, но подозревал, что страхи Джекки не так уж и не обоснованы. Судя по всему, проблемы со здоровьем у Боба были уже давно, но все это время у Джекки попросту не было денег, чтобы сводить дядю к хорошему доктору.
В приемной Джекки и Мартину предложили кофе, от которого оба не отказались. За Бобом, нерешительно топчущимся возле окна, вышел доктор.
Боб бросил в сторону Джекки и Мартина отчаянный и жалостливый взгляд, но племянница посмотрела на дядю с таким суровым выражением на лице, что ему не осталось ничего, кроме как подчиниться врачу, надо сказать довольно вежливому и любезному пожилому человеку.
— Ух, даже не верится, — вздохнула Джекки, когда за Бобом закрылась дверь. — Первый шаг сделан. Иногда он, ей-богу как ребенок.
— Почему он так боится врачей? — с искренним удивлением посмотрел на нее Мартин.
— Была у него в детстве жуткая история. Один врач отфигачил у Боба мизинец, который можно было спасти. Вот такая страшная сказка.
— Да уж… — поежился Мартин. — Я понимаю беднягу.
— И я понимаю, — кивнула Джекки. — Только сейчас все может быть куда хуже, чем та история с мизинцем.
— Ты знаешь, что с ним, Джекки?
— Как-то раз мне удалось вытащить Боба к врачу. Но клиника, сам понимаешь, была куда хуже, чем эта. Доктор сказал, дела идут паршиво, возможно понадобится операция. У дяди больной желудок, а пьянство этот недуг не лечит, только усиливает.
— Теперь понятно, почему ты так злишься, когда он выпивает.
— А ты бы не злился?
Мартин пожал плечами и задумчиво ответил:
— Мне не о ком было заботиться. Разве что о тетке, когда она начала болеть. Только Леонелла умирала, и мне было об этом известно. Хотя, я, конечно, делал все, что мог, хоть и знал, что это скоро кончится.
— Ты любил ее? — внимательно посмотрела на него Джекки.
— Любил по-своему… — ответил Мартин. — Конечно, не так, как родителей. Она ведь мне такая же тетя, как и твой Боб тебе дядя. Я был сыном ее подруги, ее крестником. Когда родители погибли… — начал было Марти, но тут же замолчал. — Прости, боюсь, я не готов сейчас говорить об этом.
— Понимаю, — кивнула Джекки. — Моя мама тоже умерла. От болезни или от одиночества. Я и сама не знаю.
— Выходит, мы с тобой чем-то похожи, женушка, — усмехнулся Мартин.
— Не называй меня так, — поморщилась Джекки.
— Почему?
— Просто не называй. И все.
— Как прогулялись с Бадди? — с деланой небрежностью поинтересовался Мартин, но Джекки почувствовала, что вопрос задан ей не из праздного любопытства.
— Спасибо, неплохо, — усмехнулась она. — А как посидели со Сьюки?
— Спасибо, замечательно, — в тон ей ответил Мартин. — Зря ты так ополчилась против нее. На самом деле она очень милая.
— Бадди так не считает, — фыркнула Джекки. — И я с ним согласна.
— Бадди, Бадди, — раздраженно передразнил ее Мартин, и Джекки в который уже раз заметила, что в его медово-карих глазах мелькает угрюмая тень при воспоминании о друге. — Говоришь о нем, как о гуру.
— О ком?
— Гуру — это учитель. Тебе, кстати, он не помешает. Только уж точно не такой, как Бадди.
— А мне казалось, вы с ним лучшие друзья.
— Так и есть. Только лучшие друзья не обязательно во всем должны соглашаться друг с другом.
— Но ты ведь его не уважаешь.
— Нет, отчего же! — горячо возразил Мартин. — Я уважаю его. Только мне многое не нравится из того, что он делает и говорит. Хотя я редко с ним спорю. Только по принципиальным вопросам. И считаю его талантливым писателем.
— А он мне сказал, что ты пишешь неплохие картины, — призналась Джекки. — Странно, но в твоем доме я ни одной не увидела.
— Чертов болтун! — вырвалось у Мартина. — Ну вот, снова говорю на твоем языке.
— Да что в этом такого? — изумилась Джекки. — Подумаешь, рассказал о том, что его друг пишет картины. Ты же говорил, что Бадди писатель.
— Это другое.
— Почему другое?
— Ты как ребенок, — раздраженно ответил Мартин и потянулся за чашечкой кофе, стоявшей на стеклянном столике. — Почему, отчего? Есть вещи, которые трудно объяснить, Джекки.
— А ты попробуй. Может, я пойму.
— Прости, не хочется. Во всяком случае, не сейчас.
Даже обижалась она совсем как ребенок. Синие глаза налились печалью, взгляд ушел в сторону, а губы надулись.
Марти уже не испытывал раздражения — напротив, ему стало весело. Почти так же весело, как тогда, на катке. Захотелось растормошить ее, сказать что-нибудь смешное, чтобы губы расправились в улыбку, глаза загорелись той пронзительной искрящейся синевой, излучать которую были способны только эти глаза, глаза Джекки.