Лили молча смотрела на старика, на красивое вязаное синее одеяло, покрывавшее его колени. Он выглядел дряхлой мумией, совершенно безвредной и очень дорого одетой, в голубом кашемировом свитере поверх белой шелковой рубашки. Что ему сказать? Все это сплошное безумие! И до чего же грустно, что он не задумываясь расправляется с теми, кто стал на его пути!
Она обернулась к картинам. Как их много! Здесь собраны и развешаны картины каждого периода творчества Сары. Она никогда не видела столько работ бабушки. Многие были совершенно ей неизвестны.
Саймон медленно обошел зал, изучая картины, легонько касаясь их пальцами, пока не дошел до «Лебединой песни», самой любимой Лили. Старик, лежащий в постели с блаженной улыбкой на лице, и стоящая рядом девочка.
— Это первая твоя картина, которую мне удалось похитить, дорогая. Всегда ее любил. Меня безумно злило то обстоятельство, что она висит в Чикагском художественном институте и я не могу до нее добраться.
— Значит, именно вы украли ее из музея в Юрике, — констатировал Саймон.
— Ну, не нужно драматизировать, — бросил Йен Йоргенсон, выступая вперед и легко кладя руку на плечо отца. — Мистер Монк сразу согласился скопировать картину. Он просто отдал ее нашему художнику, заменив на время грубой подделкой, пока тот не закончил работу. В музее повесили копию получше, а оригинал переправили в Швецию. Никто, разумеется, ничего не заметил. Знаете, мистер Руссо, сначала я питал надежды на ваш счет. У вас ведь тоже есть картина Эллиот. Я решил было убедить вас присоединиться к нам и, возможно, продать свою картину за большую цену и предложение финансового партнерства в некоторых моих предприятиях.
Глаза Йена сузились. Но тон оставался мирным и даже вкрадчивым.
— Мой отец понял, что вы не согласитесь, после того как Никки и Элпо описали ваше поведение по пути сюда. Вы не вступите ни в какое соглашение. Честно говоря, единственной причиной, по которой мы потрудились привезти вас в Швецию, было желание моего отца использовать вас в делах нашей организации. Он собирался вас испытать.
— Что же, испытывайте — и увидите, чем это кончится, — пообещал Саймон.
— Собственно говоря, я хотел просить вас отдать мне вашу картину Эллиот. Она мне очень нравится. В обмен я предлагаю вам жизнь и шанс доказать мне свою ценность.
— Принимаю ваше предложение в обмен на свободу, мою и Лили.
— Именно этого я и опасался, — вздохнул Олаф, кивая сыну.
Йен взглянул на свои сильные руки, потер ногти о рукав кашемирового свитера и спокойно объявил:
— С удовольствием прикончу вас, мистер Руссо. Я знал, что вас не склонить на нашу сторону и что вам никогда нельзя будет довериться. Вы и без того немало нам напортили.
— Что ж, у вас был шанс получить мою картину, мистер Йоргенсон. Но вы отказались. Позвольте заверить, что вам никогда ее не видать. После моей смерти она перейдет музею Метрополитен.
— Ненавижу ошибаться в людях, мистер Руссо, — прошипел Олаф. — Какая жалость…
— Йен, правда, что у вас на яхте висит «Ночной дозор» Рембрандта? — перебила Лили.
Йен вскинул светлую бровь.
— Вот это да! Вижу, шпионы мистера Руссо неплохо поработали! Да, дорогая, я велел без лишнего шума выкрасть ее из амстердамского музея. Довольно трудная задача. Но это был мой подарок жене, которая умерла в том же году. Это скрасило ее последние дни.
Старик засмеялся и снова закашлялся. Никки подал ему платок, он вытер рот, и Лили показалось, что она увидела пятна крови.
— Как сказал мой отец, — заметил Йен, — в Чикагском художественном институте много неподкупных людей, и за последние десять лет они ввели много мер безопасности, которые сделали похищение предметов искусства почти невозможным. Единственный мой человек там, один из кураторов, лишился работы пять лет назад. Жаль. Я не знал, что делать, пока ты не переехала в этот дурацкий городишко на калифорнийском побережье.
— Мы с сыном провели много часов, пока не выработали подходящий план, — вмешался Олаф. — Йен отправился в Гемлок-Бей. Какое странное название, хотя тамошние жители открыты и дружелюбны, совсем как ты и твоя дочь. Ему понравился свежий соленый воздух, безмятежность бесконечных пляжей, леса, великолепные Мамонтовы деревья, тропинки и дома, так идеально вписанные в пейзаж. Кто знал, что будет так легко найти столь идеальные орудия для совершения преступления? Фрейзеры, жадные, амбициозные люди, имели к тому же сына, который мог стать тебе прекрасным мужем.
— Это они убили мою дочь?
Глава 26
— Ты считаешь, что это они? — равнодушно повторил Йен, пожимая плечами. — Мне об этом ничего не известно.
Лили вдруг ощутила жгучую ненависть к нему.
— Я знаю, как ты переживала ее гибель, — заметил Олаф, — но какая разница, кто в этом виноват?
— Тот, кто сбил ее, заслуживает смерти.
— Но это не вернет тебе дочь, — нахмурился Йен. — Мы, шведы, как большинство европейцев, против смертной казни. Варварский обычай.
«Что-то тут не так, — подумал Саймон. — Но что?»
— Не вернет, — согласилась Лили, — но возмездие совершится. Человеку, способному хладнокровно убить ребенка, нельзя позволять дышать тем же воздухом, что и честные люди.
— А ты злая, — хмыкнул Олаф Йоргенсон.
— А вы? Вы, кто приказывает убивать людей? Крадет картины?
Олаф снова рассмеялся, тихо, хрипло, и в груди что-то заклокотало: то ли слизь, то ли кровь.
— Нет, я всегда поступаю исходя из разумной необходимости, ни больше ни меньше. Месть — это дли любителей.
И не стоит гадать, убили ли Фрейзеры твою дочь. Это не они. Они передали, правда, что беспокоятся, потому что твоя дочь, к несчастью, считала электронную почту с компьютера мистера Фрейзера и увидела кое-что такое, чего не должна была видеть. Они, разумеется, заверили девочку, что все это чепуха, ничего важного и не стоит об этом думать.
Так вот отчего Бет была такая расстроенная, угрюмая всю последнюю неделю! Ну почему она не пришла, не рассказала, не спросила о том, что видела? Может, осталась бы жива…
— Насколько я понял, это несчастный случай, один из ваших пьяниц-американцев, привыкших пить перед тем, как садиться за руль. Он даже побоялся остановиться и посмотреть, что наделал!
Слезы сжали горло Лили. Она с такой радостью покинула Джека и переехала в очаровательный приморский городок! Страшно подумать, чем это кончилось!
Саймон ободряюще сжал ее руку. Бедняжка снова утопает в океане боли и тяжких воспоминаний…
Но Лили гордо вскинула голову и взглянула Олафу в глаза.
— Что вы намереваетесь делать с нами?
— Твой портрет, дорогая, напишет талантливый художник, с которым я много сотрудничал все эти годы. Что же до мистера Руссо… как я уже сказал, надежды образумить его и заставить покориться нет. Его моральные принципы чересчур несгибаемы. Риск того не стоит. Кроме того, он, похоже, увлечен тобой, а этого я не потерплю. Странно, ведь вы совсем недолго знаете друг друга.
— Он всего лишь хочет быть моим консультантом, — запротестовала Лили.
Саймон улыбнулся.
— Он всего лишь хочет забраться к тебе в постель! — отрезал Йен. — А может, вы уже любовники и поэтому он тебе помогает?
— Не говори пошлостей, — велел Олаф, укоризненно хмурясь. — Но боюсь, что мистеру Руссо придется предпринять долгую прогулку на лодке по каналу вместе с Элпо и Никки. У нас еще сохранились два прелестных канала, из тех, что были построены в начале семнадцатого века нашим великолепным Густавом. Да, мистер Руссо, вы с моими людьми этой же ночью посетите канал. Уже холодает, и люди стараются сидеть дома по ночам.
— Не могу сказать, что это приятный способ провести вечер, — бросил Саймон. — А что будет с Фрейзерами?