Судя по ощущениям, «очнули» Лема сразу каким-то тонизирующим коктейлем, голова была на диво ясной. Первым, что он увидел, придя в сознание, ожидаемо оказались Фиррентисы, которые, обнаружив, что пациент открыл глаза, тут же перешли на голосовую речь, причем все разом:
- Очень, очень эффектно!
- Если ты намерен повторить, то…
-…в следующий раз я буду присутствовать.
- И это не вопрос, это распоряжение…
- … уважаемого капитана Зо Сахаала…
- …и моё самое искреннее желание.
- Сколько я был без сознания? – ухитрился вклиниться Лем в восторженное стрекотание.
- Четыре часа двенадцать минут.
- Сплошное удовольствие работать с профессионально нанесенными травмами.
- Очень аккуратно!
Импровизация вышла, что надо, саркастически похвалил себе Лем. Хвала Четверке, что на посещение «Грешницы» время закладывалось с хорошим запасом, и хватиться любимого начальника, скорее всего, никто еще не успел.
- У меня на лице повреждения есть?
- Разрезы нанесены крайне…
- …аккуратно! Только на закрытых…
- … твоим обычным облачением…
- …участках кожи.
- Весело тебе! – усмехнулся Лем, окончательно успокоившись. – Когда отпустишь? Мне работать надо.
Гарнитура вокса пролетела по воздуху и осторожно расположилась по штатным местам: горошина – в ухо, дополнительная мембрана микрофона – на горло, поверх вшитого вокс-модулятора.
- Речевой аппарат не повреждён. Противопоказаний к трудовой деятельности не обнаружено, - формально доложил Фиррентис, правда в четыре рта и семь динамиков хором, что несколько подпортило официальность тона.
- Я сейчас мутирую тут у тебя! – мрачно пообещал Лем. – Зрелище паясничающего механикума, единого в одиннадцати лицах, наверняка относится к категории Оскверняющих Разум.
- Я не адепт Омниссии, я еретех. Мне даже смеяться можно! – механическим тоном сообщил Примарис.
- Пощади!
Лем демонстративно зажмурился, и спрятав таким образом взгляд от развеселых еретехов, активировал вокс.
- Благодарю тебя, капитан.
- Было бы за что, - сумрачно откликнулся легионер. – Ты, когда сможешь, Унуса найди. И сам ему объясняй, что случилось и за что я тебя. А то интеррресуется… - последнее слово прозвучало отчетливым рычанием, и Лем понадеялся, что интерес Первого не вылился в межбратское рукоприкладство. Думать о причинах такого острого интереса, как и о безрадостном настроении самого Зо Сахаала, Лем был пока не готов. Но и откладывать разговор с Унусом было недопустимо, поскольку напряжение между командной верхушкой флота – это однозначно плохо. Только из медблока сначала выбраться.
На этот раз свет был приглушен и в личном кабинете Лема, и в коридорах на пути к нему. Теоретически, это усложняло задачу, поскольку лицо собеседника было едва различимо в сумраке, но лучше так, чем читать эмоции прямо сквозь шлем. Унус привычно опустился в гостевое кресло и обратил на хозяина комнаты непроницаемо-угольный взгляд. Лем ровно улыбнулся в ответ.
- Я хотел поблагодарить тебя за беспокойство о моем здоровье, досточтимый Унус. И сказать, что ты, по неведению, слишком плохо думаешь о чтимом капитане Зо Сахаале.
Тьма треснула белым расколом, Лем впервые в жизни видел, как Унус улыбается, и это была недобрая улыбка.
- Ты сам-то понял, что сказал, человек? Я? По неведению? О Зо Сахаале?
Первый коротко расхохотался. А у Лема в голове вдруг встал на место кусочек головоломки, совсем очевидный, лежащий на поверхности, и начисто упущенный в вечном раздрае собственных мыслей и чувств.
И благие планы на сдержанный вежливый диалог улетучились без следа.
- Унус! Почему ты – не Зо Сахаал? – вопрос оборвал хохот, и легионер насмешливо склонил голову, всем видом говоря: «О, сообразил-таки!»
- Капитан что-то сделал с тобой.
- Не капитан. Вы. Но по его приказу, человек. Ну же, расскажи мне, чего я не знаю о чтимом капитане Зо Сахаале? И с чего бы мне плохо думать о нем?
- Не убедительно, досточтимый легионер, - расслабленно отозвался Лем. – Я верю твоим словам, но с чувствами ты переигрываешь. Мы не первый день знакомы, я бы заметил.
- Ты прав. Во мне нет гнева, ни на вас, ни на него. Я не знаю, как вы это сделали. Смутно помню, но понять не могу. Но насчет неведения ты сморозил удивительную глупость.
- Да, я сказал глупость.
- Бывает.
- Унус?
- Он рассказывал мне, что было, когда он просто воссоздал себя. Того, первого, забрали твои братья, когда Зо уже решился его казнить. Следующего долго держали в гипномашине, потом сняли ментальную матрицу с него, а не с Зо. Я не помню ничего, только ощущения. Того, второго, Фиррентис потом разобрал на прогеноиды и другие полезные части, у него нервная система пострадала на физиологическом уровне. Я не первый, я третий, и, кажется, мне повезло. Я действительно не имею к вам гнева. И когда я говорю, что ты взял не то имя, я знаю, о чем говорю. Знаю, насколько копия отличается от оригинала, если того хотят…
- Мне уже поздно менять выбор.
- Это я тоже понимаю. «Личность копии пластична», и так далее. Квинквэ начинал во взводе у Гафара, а сейчас часто живет по нескольку дней в казармах с берсерками, ты знал? Ему нравится. А я много разговаривал с твоими братьями, пока они не ушли. Кажется, им было интересно, что у них получилось. Я не возражал. Не знаю, умел ли тогда возражать.
Тьма милосердно скрадывала оттенки и черты. Прочитать сейчас всё, что спрятано за сплошной чернотой глаз легионера, Лем бы не рискнул. Темнота была уютной бесконечностью, и время остановилось.
Унус никогда не произносил столько слов. Лем никогда не тонул так в собеседнике.
Одна фраза медленно кружилась в сознании, как травинка в водовороте: «Я много разговаривал с твоими братьями». Братья – это те, кто по своей воле изменяли нас, лепили по своему вкусу и под свои надобности, братья по генетическому материалу и памяти. Единоутробный мой брат по чреву демонической машины, по переписанной судьбе и отнятому прошлому, сидит сейчас в кресле напротив.
- Унус?
Легионер предупреждающе поднял ладонь и решительно закончил вечер откровений:
- Так что у тебя случилось с Сахаалом?
- Я его попросил. Ты же сам видел… всё. Мне было надо.
- Я так и понял.
- А чего тогда?
- Потому что я видел «всё», видел, что ты не в себе. А он бы мог и сообразить, что ты просто не понимаешь, о чем просишь. Не понимал ведь?
- Не понимал, – Лем дрогнул веками, вспоминая ощущение бесконечной секунды в стазисе и обжигающую красоту прометия в сетке трещин. – Понимал бы - попросил бы раньше. Заметно эффективнее и гигиеничнее, чем знакомиться с трюмными крысами.
- Я извинюсь перед ним.
- Спасибо, Первый.
***
Полученная встряска оказалась в достаточной мере впечатляющей и позволила наконец-то просто заниматься делами, не одергивая себя ежесекундно за шиворот. Митрих оставался на «Грешнице», «Иероним» вполне подчинился Унусу и его подручным, общий ремонт пострадавших в столкновении с Ковенантом Х кораблей продвигался согласно утвержденному Фиррентисами плану, и осталось еще время немного позаниматься работой на перспективу.
- Мастер, тебе очередную жертву привели! Я его к медику отправил, - отчитался дежурный из холла.
- Совсем жертву?
- Да не, нормальный вроде. Но его офицер раз пять сказал, что он «чистый» и хорошо воспитан.
- Ладно, как Ютари его отмоет – присылай ко мне на растерзание.
Последнюю декаду это стало уже дежурной шуткой. Лем начал фильтровать сквозь свою свиту корабельный молодняк, выбирая самых интересных и талантливых подростков для себя, а остальных перераспределяя, с учетом навыков и склонностей, в младшие помощники к наиболее толковым офицерам. Как показала проблема с «Грешницей», добывать квалифицированные кадры из воздуха получается с трудом, а так есть хоть какой-то шанс вырастить дублирующий комплект людей на ключевые должности.
Версия, популярно объясняющая желание старшего помощника селить в своих покоях юных мальчиков и девочек в неограниченном количестве, без разбора их происхождения и квалификации, мгновенно самозародилась в жилых блоках и воевать с нею Лем счел бессмысленным. Главный факт – что, удовлетворив свои ненасытные потребности, он обеспечивает большинству совращенных повышение качества жизни и карьерные перспективы – народная молва не переврала, и в склонности к особо жестоким забавам старпома никто не подозревал. Так что готовые на ВСЁ, (или не готовые, но волоком притащенные старшими доброжелателями) отроки обоего пола появлялись в белых комнатах не реже, чем раз в несколько дней.