Единственным человеком, понимавшим ее, была Маргарет, но сестра ничего не могла сделать — разве что изредка отпускать язвительные замечания, чтобы на несколько мгновений отвлекать внимание родителей, в первую очередь матери, от Изабелл. Как сейчас, например.
— Изабелл будет одета, как жертвенный агнец, или ей все же полагается свадебное платье? — поинтересовалась она.
— Маргарет, не будь дурой. — Мать даже не подняла головы от бумаг, отказавшись заглатывать наживку. Она еще раз взглянула на свои записи и скривилась, словно они тоже ее разочаровали.
Что ж, по крайней мере, ее мать была последовательна. По мнению Изабелл, в мире не существовало ничего, что отвечало бы ожиданиям графини. Это относилось и к людям, и к неодушевленным предметам, даже к таким мелким, как бумага.
— Кстати, о твоем свадебном платье. Мне надо поговорить о нем с мадам Лафой. Пожалуй, я отправлюсь к ней немедленно. — Изабелл собралась встать, но мать жестом велела ей оставаться на месте. — Нет никакой необходимости, чтобы ты ехала со мной. Ты будешь только мешать.
Разве не в этой фразе выражена суть отношения к ней матери? Дочь всегда мешает, если позволяет себе высказать свое мнение. Изабелл очень хотелось однажды сказать матери, что ей не нравится чай, который предпочитает графиня, она не слишком любит розовый цвет, и иногда ей хотелось бы самой выбирать рисунок для вышивки — розы ей уже давно осточертели.
Даже от мысленного произнесения слова «черт» она почувствовала себя виноватой. Жаль, конечно, что все это ее так сильно беспокоит. Но ведь она с самого рождения пыталась угодить родителям. Иначе она жить просто не умела.
Судя по всему, важно не то, кем она будет, если не станет герцогиней Гейдж. Главное, кто она сейчас?
— Изабелл! — Судя по озабоченному голосу сестры, Маргарет окликала ее уже не в первый раз.
— Что? — Изабелл нахмурилась. — Что случилось?
— Графиня будет отсутствовать не меньше двух часов. Ты не хотела бы погулять в парке?
Изабелл прикусила язык, чтобы не сказать: «О, мне не следует никуда идти — я не спросила разрешения родителей».
— С удовольствием.
— Вот и прекрасно, — сказала Маргарет и сразу вскочила. — Сейчас тепло, так что нам не понадобятся даже шали. Можем просто идти.
Ах, если бы она могла просто идти!
Изабелл медленно встала, опасаясь сделать что-то опрометчивое, и одновременно взволнованная такой возможностью.
— Возможно, мы даже встретим твоего жениха. — Маргарет покосилась на часики, приколотые к корсажу ее платья. — Хотя, наверное, для него это слишком ранний час.
— Сейчас уже почти два! — воскликнула Изабелл, тоже бросив взгляд на часы. — Он наверняка уже встал. Но ты же понимаешь, что мне вовсе не хочется столкнуться с ним на прогулке.
Маргарет пожала плечами.
— Насколько я слышала, новый герцог предпочитает вставать очень поздно.
— Тогда мне не следует волноваться относительно общения с ним после свадьбы. У нас будет слишком разное расписание, — вздохнула Изабелл.
Маргарет звонко рассмеялась.
Пока они гуляли по парку, Изабелл вполуха слушала сестру, продолжая думать о своем женихе. Она несколько раз встречала его — при всем честном народе, разумеется (и всегда вечером) — и он всякий раз принимался внимательно рассматривать ее таким пристальным взглядом, что ее бросало в жар, хотелось съежиться, спрятаться, а лучше всего провалиться сквозь землю, чтобы не быть объектом столь явного внимания. Но Изабелл понимала: поступи она так, и родители, особенно мать, устроят ей такое, что неожиданный жар в теле покажется ей меньшим из всех возможных зол.
Поэтому когда герцог обращался к ней, Изабелл покорно кивала и бормотала «да, ваша светлость», или «нет, ваша светлость», даже если его вопросы требовали чего-то большего, чем «да» или «нет».
По крайней мере, она не внушала ему ложных надежд относительно перспектив их брака, говорила себе Изабелл. А если он решит, что она — идиотка, и не пожелает на ней жениться, независимо от всех договоренностей с ее родителями? Что ж, это будет идеальным решением всех проблем.
Вот только было несколько моментов, когда они смотрели друг другу в глаза, и она могла поклясться: в самой глубине его внимательных глаз что-то было. Некая тоска, а может быть, страстное желание. И тогда Изабелл хотелось прикоснуться к нему, погладить по голове и сказать, что он непременно найдет то, что ищет.