— Здесь вы настоящая. Одновременно и стрекоза, и муравей.
— Вы думаете, я жадная?
— Нет, просто здесь многое говорит о вас. Это ваш дом, вы его устроили по своему вкусу. Когда знакомишься на такой вечеринке, трудно представить себе, в каком окружении обычно живет человек.
Когда они вернулись в гостиную, он прошептал:
— А вам случается чувствовать одиночество?
Эдит подумала об Ольге, являвшейся всякий раз, когда она оставалась одна.
— Иногда.
— Грустно бывает тогда?
Она кивнула головой.
— А почему вы спрашиваете?
— Догадался. Когда грустно, нужно опьянение, веселье и беззаботность.
— Как вы узнали?
— Очень просто. Вас здесь никто не видел? Никогда?
— Да, верно. Никогда.
Она никогда никого к себе не допускала. Даже женщину. Особенно женщину, ведь женщина могла бы догадаться, найти следы Ольги Прадье. Потому что этот живой призрак оставлял следы. Ольга Прадье именно так ставила цветы в вазу, Ольга по-своему развешивала картины и расставляла безделушки. Напрасно Эдит старалась покупать необычные и даже странные вещи, Ольгин вкус все равно, следуя своей незыблемой логике, размещал их в особом порядке.
Ей вдруг стало страшно. Пьер Морга был умен, первый умный мужчина, которого она встретила, будучи Эдит Рюнель. Пожалуй, он способен когда-нибудь открыть правду.
— Я что-то устала, — сказала она, в панике ища повода выпроводить его.
— Да-да, вижу, — сказал он, поднимаясь. — Жалеете о пропавшем вечере?
— Нет.
Но уход Пьера пугал ее еще больше, чем его проницательность. В тот вечер Ольга могла взять верх, а она этого не хотела.
— Не уходите.
Улыбаясь, он обнял ее.
Начались необычные дни. Эдит познала совершенное счастье, такое, какого всегда желала, какое представляла в самых бредовых мечтах. Пьер был настоящим мужчиной, любовником и прекрасным другом.
Но он безжалостно выслеживал Ольгу, и она знала, что настанет день, когда в своей любовнице он обнаружит ее затаившийся, жалкий, гадкий призрак.
Ольга восставала против Пьера, считала, что долго такое счастье продолжаться не может, что идеальной любви не бывает и что этот человек наверняка гонялся за чем-то другим, например, за ее хоть и небольшим состоянием. А может быть, он просто обычный шантажист, и в один прекрасный день покажет свое истинное лицо, воспользуется состоянием эйфории, в котором она жила. Эдит так хотела вырвать из себя Ольгу, чтобы убить ее на этот раз по-настоящему.
Постоянная борьба измучила Эдит, и ее подруга, хозяйка книжного магазина, с сочувствием поглядывала на нее.
— У вас утомленный вид, — сказала она как-то раз. — А ведь Пьер такой чудный мальчик, вы должны быть очень счастливы!
— Я и счастлива, — ответила она.
— Говорят, вы скоро поженитесь.
Эта фраза немного ее напугала, и она стала осторожно, как ей казалось, расспрашивать Пьера.
— Когда ты хочешь?
Он казался бесшабашным.
— Да я об этом и не думала!
— Как бы не так! — засмеялся он, привлекая ее к себе и сажая на колени. — Моя противная мещаночка, наверное, частенько об этом подумывает, а?
— Ты ошибаешься, — прошептала она. — Я не противная мещаночка, и я слышать не хочу о женитьбе.
— Ну так не будем больше об этом говорить, но вообще-то я в полном твоем распоряжении.
Пьер Морга руководил в Ницце рекламным агентством и иногда не приезжал по нескольку дней. Ей тогда становилось так плохо, что он даже начинал тревожиться.
— Такое впечатление, что у тебя отвратительный ревнивый муж, — заметил он как-то вечером, — и когда меня нет рядом, он принимается мучить тебя и терзать.
Она засмеялась, но так неестественно, что вдруг умолкла и заплакала.
— Я тебя обидел?
— Нет, просто я больше не могу.
— Да что с тобой?
В тот вечер она чуть было не выдала ему Ольгу, взбесившуюся, как чертовка, которую вот-вот распнут. Ужасное было чувство.
— Пойду лягу спать.
Но и сон не приносил облегчения, она боялась выдать себя в ночном кошмаре. В ту ночь Пьер нежно ее баюкал, обнимал, пока не подействовало снотворное.
— Я просто ненормальная, — сказала она утром.
— Скажи, что ты от меня скрываешь?
— Ничего. Поверь.
— Постарайся сегодня отдохнуть. Я заскочу в Ниццу и вернусь пораньше.
Вопреки опасениям Эдит, Ольга держалась паинькой, поутихла после вчерашнего буйства, когда ее чуть было не разоблачили. К Эдит вернулся вкус к жизни, аппетит, она тщательно подкрасилась, ожидая возвращения Пьера.
Он приехал вовремя, и она от радости вначале даже не заметила, что у него какой-то странный вид. Пьер налил себе виски и, как обычно, устроился в своем любимом кресле.
— Как прошел день?
— Ничего. Встретил сегодня Людона. Знаешь его?
— Нет. А что, я должна его знать?
Он отпил виски, пожал плечами.
— Должна бы. Этот тип, он представитель крупной продуктовой фирмы. Рассказывал мне о тебе.
Ольга сделалась совсем крошечной, словно собиралась навсегда исчезнуть из памяти Эдит.
— Обо мне?
— Ну вообще, об Эдит Рюнель. Он в детстве жил с ней в одном доме. Здесь, в Ницце.
— Это не я.
— Конечно, не ты, ведь эта его Эдит Рюнель-вторая несколько лет назад постриглась в монахини.
Говоря это, он глядел на нее пристально и спокойно, а она почувствовала, как почва уходит из-под ног.
Глава восьмая
Стараясь справиться с внезапно нахлынувшей слабостью, она подошла к стене, прислонилась к ней. И улыбалась, а Пьер все молча смотрел. Она испугалась, как бы улыбка не вышла похожей на жуткую гримасу.
— В монахини! — наконец с нечеловеческим усилием прошептала она. — Я никогда не была в монастыре.
— Я так и сказал этому Людону. Но он, кажется, не очень поверил.
Пьер помолчал немного.
— Даже огорчился. Да и я тоже.
Она глядела на него округлившимися глазами.
— Огорчился из-за того, что я не сбежала из монастыря? Это что, укрепило бы наши отношения? Конечно, раньше всякие развратники не брезговали монашками…
— Дело не в том, — сухо ответил он. — Ты и сама прекрасно знаешь.
Ей наконец удалось взять себя в руки. Надо было бороться, а Ольга, казалось, уже на грани истерики.
— В чем же дело?
— Просто это могло бы объяснить некоторые вещи. Твою таинственность, прошлое, о котором ты никогда не рассказываешь. Пять лет назад приехала в Сан-Рафаэль, но так никто и не знает, откуда ты, кем была раньше. Я не хотел приставать с расспросами… Не хотел надоедать… Я уважал твое инкогнито, если можно так выразиться… А когда этот болван Людон сказал, что пятнадцать лет назад некая Эдит Рюнель ушла в монастырь, я думал, что все понял, и решил честно с тобой поговорить.
Снова задребезжал ее смех.
— А теперь жалеешь, — выдохнула Эдит.
— Конечно! Все бы объяснилось, и тебе бы стало легче. Я даже радовался, когда ехал сюда. Думал, все прояснится, и мы спокойно сможем думать о будущем.
— Странно, — сказала она. — Ты бы взял меня такой, как есть? Без серьезных причин монастырь не покидают, к тому же потом я вела довольно фривольную жизнь, очень далекую от того, чему меня могли долгие годы учить в монастыре.
— Может быть, ты хотела забыться, отринуть от себя все это, окончательно порвать с монастырскими правилами.
Она подошла к нему, надеясь, что он наконец ее обнимет и все кончится.
— Милый мой бедняжка. Я просто в отчаянии.
— Эдит… Кто ты? Иногда мне кажется, что ты долгое время жила отшельницей, и теперь никак не можешь адаптироваться. Я даже думал, что ты сидела в тюрьме…
Ольга вздрогнула.
— В тюрьме?
— Что ты так испугалась?
— А может быть, я иногда завидую заключенным, — медленно протянула она. — Нет, в тюрьме я не была.
— Или тебя держали взаперти? В плену? Тогда кто? Кто отнял у тебя свободу?