— Вам, Эми, не следует иметь дело с Шелби. Она настоящая светская львица, запредельно самовлюбленная. Для себя и своей свиты она потребует дополнительных привилегий.
— У нее свита?
— А как же. Человек двенадцать, не меньше. Из них шесть телохранителей, которые не дураки выпить, а выпив, поскандалить. Ходят слухи, что они и наркотиками балуются, однако доказательств пока нет.
У Эми богатое воображение. Настроение у нее стремительно падает, но я не садистка, поэтому спешу ее обнадежить.
— Могу я дать вам совет?
Эми кивает.
— Буду вам очень признательна.
— Так слушайте. Вам нужна настоящая знаменитость, по сравнению с которой наша Шелби — пустое место. Найдите коренного ньюйоркца, утонченного, известного, который знает, как заставить людей раскошелиться и получить от этого удовольствие. Тут нужен талант, а у Шелби его нет.
— А вы кого бы порекомендовали?
Я изящно отставляю ножку (туфли «Гуччи»).
— Я очень занятой человек. Но вы меня чем-то зацепили. Чем-то вы на меня похожи. — Внезапно до меня доходит смысл собственных слов, и я вношу коррективы: — Я имею в виду, вы похожи на меня, какой я была много лет назад. Хотя дело не в этом, а в том, что вы действительно нуждаетесь в помощи.
Личико Эми — славное, умненькое личико — озаряет надежда.
— Я сама приду на ваш аукцион, — говорю я.
Нехорошо заставлять бедняжку терзаться сомнениями.
Эми светится от радости — эту радость ей доставила Щедрая Ви, а заодно, пожалуй, и внесла несколько миллионов в пользу обездоленных женщин Куинса (или Бронкса, или черт его знает откуда они все понаехали).
И тут до меня доходит смысл содеянного. Сердце колотится как бешеное, вдобавок его окатывает чем-то теплым и приторным — точно оно вдруг попало в салон красоты «Времена года» и ему делают антицеллюлитное обертывание (если вы когда-нибудь лежали на столе для массажа, то поймете, о чем я).
Меня охватывает чувство глубокого удовлетворения.
А ведь не должно. То есть удовлетворение должно быть, однако совсем иного рода.
Я напоминаю себе, для чего решила пойти на аукцион: чтобы завербовать еще несколько десятков человек. Но самовнушение не помогает. Остается признаться: удовлетворение приносит мысль о том, что энное количество голодающих мамаш и младенцев получит материальную помощь. Я еще уговариваю себя, мол, мне польстило обожание в глазах Эми, хотя знаю: дело вовсе не в нем (только это наш маленький секрет).
Вот черт!
В панике я оглядываюсь по сторонам, выискивая, на кого бы перевести стрелки. Все самозабвенно покупают сумки и ремни. «С сумкой от Ви каждая женщина чувствует себя королевой». В памяти всплывает, постепенно заполняя весь мозг, ночной кошмар размером с Эмпайр-стейт-билдинг. О господи, что, если моя совесть жива?
Почему, о, почему это случилось именно сегодня? Ну, была бы дрянью без души — какая разница, все равно геенны огненной не избежать. Но не иметь души и при этом быть хорошей… Боже, вдруг во мне осталось что-то хорошее?
Меня трясет — еще бы, я ведь не сомневалась, что безнадежно испорченна. Я хочу быть плохой — так гораздо легче жить.
Всего-то и надо, что добыть для Люси несколько душ. Какой в этом вред? Я приказываю совести заткнуться.
На улице снова гремит гром. Заслышав раскат, мое «я», которое вообще-то не боится грозы, подпрыгивает на целых шесть дюймов. В пятки уйти уже нечему, но страшно от этого не меньше. Мне ли не знать, что происходит?
Дьявол жив-здоров, он притаился в засаде на Пятой авеню.
Твою мать!
Глава 4
Понедельник, как ему и положено, был день тяжелый. Телефоны дымились — ежеминутно поступали новости с торгов. Речь, конечно, идет о торгах на ньюйоркской бирже секса. В завтрашней прессе вы найдете имена тех, кто выиграл торги и обедает в «Бен Бенсонз» со своими адвокатами.
Вчера в ресторане «У Майкла» я нос к носу столкнулась со своей старой подругой, которая ведет колонку светской хроники в одном известном издании. За коктейлем она угостила меня самыми пикантными сплетнями, какие только можно узнать в Нью-Йорке. Нет, я ничего вам не расскажу. Я буду молчать как рыба. Я дала слово… Ну ладно, уговорили, только никому ни звука! Помните красотку, которая за свой последний фильм получила десять миллионов — это вдобавок к четырем «Оскарам»? Так вот, она теперь живет у бывшей жены своего бывшего мужа, в Уэст-Виллидже, чуть ли не на чердаке. Данный факт заставляет рассматривать адюльтер с принципиально иной точки зрения. Можно ли считать изменой секс с бывшей женой своего бывшего мужа?
Уже когда я собиралась сдавать материал в верстку, мне сообщили еще одну пикантную новость: Гарри Гаррисон был замечен с новой девушкой. Она очаровательна и, несомненно, умна, вдобавок вид у нее цветущий. Наверняка она влюблена. Имя новой претендентки на одного из самых завидных женихов Нью-Йорка — Шелби. Интуиция мне подсказывает, что свадьба состоится в августе.
Уже вторник, а я все еще на втором уровне. Блин. Люси умеет задеть за живое. Судя по статье в «Пост», я в опале. Но я это переживу. Гарри мне все равно уже надоел. Жаль только, что я больше не могу быстро избавляться от ненужных чувств. На третьем уровне начинаешь внушать окружающим страх и трепет (я могла бы и вам внушить), а это еще один шаг к власти над миром. Конечно, чем выше поднимаешься, тем больнее падать; по крайней мере, я могу утешаться безупречной внешностью (опустим жирную задницу). Впредь буду осторожнее, а то все, что нажито непосильным трудом, пойдет прахом.
Проснувшись, я принимаю ванну с лавандой (надо же успокоить нервы) и перебираю в памяти приступы прекраснодушия, которые случались со мной, когда еще по определению могли случаться.
Меня никогда нельзя было назвать хорошей, доброй или бескорыстной. В четвертом классе я наплела училке, что мать меня бьет, — полгода представители Комитета по делам несовершеннолетних ходили к нам домой, как на работу. В четырнадцать я разбила папину машину. Папе я сказала, что была вынуждена взять машину, чтобы отвезти в больницу Мэри Саларно, которая якобы отравилась. Отец, правда, на мои сказки не повелся, и я три недели перемещалась по одному-единственному маршруту: дом — школа — дом. В старших классах я выезжала только на том, что добывала для отличников травку, а перед каждой контрольной встречалась с тем одноклассником, который лучше разбирался в соответствующем предмете. Вы, наверное, хотите спросить, тогда ли я сошлась с Марвом? Правильный ответ — да. Я могла бы еще много чего порассказать, но, пожалуй, хватит. Марв пошатнул мои моральные устои. Нет, даже в самых смелых мечтах я никогда не видела себя у райских врат. Я с рождения была не из тех, кому суждено попасть на небеса. Поэтому, когда Паоло начал меня обрабатывать, я почти не колебалась. Раз уж мне все равно гореть в аду, решила я, пусть хоть моя земная жизнь пройдет так, чтобы потом не было мучительно больно.
Почему я должна была рассудить иначе? Почему, черт возьми?!!
Я опускаюсь в воду по шею, теплые пузырьки щекочут кожу. Я сделала правильный выбор. Господь, кажется, пальцем не шевельнул, чтобы наставить меня на путь истинный. Я зареклась совершать хорошие поступки, а скоро вообще избавлюсь от всех чувств. Вот только пройдет благотворительный аукцион. Но ведь там я смогу завербовать чертову кучу клиентов. Разве не так? Так. Я знаю, что Люси идею одобрит. Тогда почему я не хочу посвящать ее в свои планы? Не хочу, и все.
Через десять минут я готова к выходу (шелковые шортики от Валентино, вообще-то не тесные, сегодня ужасно жмут). В дверь звонят. Это швейцар принес из химчистки куртку Натаниэля. Куртка выглядит как новая. Я даю Эду щедрые чаевые, он рассказывает о грядущей забастовке швейцаров. Да, для непродавших души ньюйоркцев сейчас трудные времена: если еще и швейцары забастуют, нам, бездушным, — вот ужас-то! — придется самим открывать себе двери.
Я уже ни о чем не могу думать, только о Натаниэле. Наконец-то у меня есть повод ему позвонить. Я достаю мобильник и набираю номер.