— А я очень серьезно отношусь к своей работе.
— На Шелби-то? Не гони картину.
— Это очень ответственно — быть личным помощником. В мои обязанности входит сопровождение Шелби на все светские мероприятия.
— Ну и где твоя Шелби? — кривится Ви.
Шельма Шелби навешала мамуле этой лапши. Ненавижу ждать. Самое же скверное: пока я тут жду, Шел, не будь дурой, вербует каких-нибудь токсикоманов и того и гляди окажется на восьмом уровне. Ладно, признаюсь, погорячилась. Шелби насобачилась вербовать души, мне с моими заморочками до нее далеко.
Мамуля барабанит пальцами по столу — ей хочется курить. За спиной я быстренько стряпаю никотиновую жвачку и протягиваю мамуле.
— У Большой Б деловая встреча. Она сказала, что придет прямо сюда, — произносит мамуля.
— У Большой Б?
— Ну да. Тебе разве никогда не хотелось назвать Шелби на эту букву? А остальным можно расшифровывать как Большое Будущее. По-моему, Шел не повредит прозвище. Да и мне не помешало бы как-нибудь поэффектнее назваться. Есть предложения?
Прозвища, которые я то и дело даю мамуле, в основном непечатные. Однако побоище в ресторане в мои планы не входит, и я быстренько меняю тему.
— А с кем у Шел деловая встреча?
Уж не затевают ли они с Люси за моей спиной какую-нибудь пакость? Очень может быть. А мне по фигу.
— Не знаю. Вроде с Люси, фамилию я не расслышала. Понятия не имею, кто это.
— Ах, Люси! Та еще стерва. С ней лучше не связываться.
Мамуля не слушает. Она ерзает на стуле, и до меня доходит, что дело не в абстинентном синдроме.
— У тебя что, шило в одном месте?
Мамуля понижает голос до шепота, а сама таки стреляет глазами по всем посетителям мужского пола.
— Гадалка предсказала, что сегодня я встречу свою настоящую любовь.
— Мам, ты чего? Ты была замужем сорок пять лет. Ты недавно наняла жиголо. Тебе не кажется, что настоящая твоя любовь — либо папа, либо Генри?
— Кому кажется, тот крестится. Что же мне теперь, похоронить себя заживо?
— Я снова разговаривала с папой, — вру я.
Папа установил определитель номера, и пока я не окажусь на седьмом уровне (управление поведением), мне не удастся заставить его снять трубку.
Мамуля напрягается, в глазах мелькает надежда.
— И что он сказал?
— Мама, он скучает по тебе. Ты должна вернуться домой.
— Ни за что, пока эта шлюха не уберется из нашей постели.
Тут в зал влетает Шелби. На голове у нее черт-те что, каблук сломан. На четвертом уровне могла бы и получше выглядеть.
Шелби плюхается на стул и залпом выпивает мой коктейль.
— Я чуть не погибла!
— Неудивительно. За такие туфли и умереть не жалко.
Взгляд у Шелби безумный.
— При чем тут туфли! Меня чуть не убили!
Мамуля даже забыла о предполагаемой встрече настоящей любви. Еще бы: у Шелби вид, будто она только что вырвалась из бутика «Прада» в первый день распродажи.
— Расскажи толком, Шел.
— Я шла по Пятьдесят седьмой улице, шла себе, никого не трогала. И когда я оказалась под большим красным тентом — ну, вы знаете, — как откуда ни возьмись появилась эта фигня. И пролетела в дюйме от моей головы!
Шелби слегка разводит большой и указательный пальцы, словно неправильный рыбак.
— Что конкретно пролетело?
Вы же помните, я люблю подробности.
— Шар для боулинга.
Меня разбирает смех.
— Ой, Шел, не гони!
— Да кто гонит? Мне чуть череп не размозжило! Шар был номер десять, не меньше. Такой здоровый, синий, блестящий. От бордюра кусок откололся, а бордюр ведь каменный! — Шелби прижимает руку к сердцу. — Я смотрела в глаза смерти. Черт. Мне нужно выпить.
Я подзываю официантку и заказываю порцию виски. Алкоголь, по моему глубокому убеждению, лечит все болезни и даже помогает от смерти.
Тут в разговор встревает мамуля.
— Шелби, ты в сорочке родилась. Но твой шар — это еще что! Вот рядом со мной однажды приземлился кусок горгульи. Просто откололся и рухнул. Каково? А тебе нужно сходить к мадам Фортуне. Она — лучший медиум в Нью-Йорке. Она мне рассказывала, что у нее был рак, а в один прекрасный день опухоль исчезла сама собой. Врачи в один голос называли это чудом. Однако Фортуна в чудеса не верит. Она говорит, мы все умрем, но ты обвела Смерть вокруг пальца, а значит, она будет тебя преследовать. Наверняка это происшествие — не последнее. Мадам Фортуна поможет тебе уберечься.
Узнаю мамулю: каркать — ее любимое занятие. Вот интересно, какова вероятность, что на одного и того же человека по очереди рухнут две горгульи?
— Ты думаешь? — Шелби с недоверием смотрит на бокал виски. — А ведь алкоголь тоже вреден. От него цирроз. Пожалуй, пить не стоит.
Я беру бокал и не моргнув глазом выпиваю.
— Все, Шел, проехали. Выше нос! Бери от жизни все — ведь ты этого достойна!
Мамуля не выдерживает и со словами «Извините, мне нужно покурить» торопливо двигает к выходу.
Шелби продолжает ныть, я пытаюсь переключить ее внимание с инцидента на что-нибудь жизнеутверждающее. Появляется официант и начинает рассыпаться перед Шелби мелким бесом. А я? А передо мной?
— Сердитый омар на ложе из панциря [28]! — провозглашает официант, словно прислуживает Папе Римскому.
Мне же рыба подается, как надоевшей разожравшейся кошке. Так и подмывает использовать заклинание, чтобы Шел перестала выпендриваться, но ведь эта стерва умеет читать мысли…
— Откуда мне знать, что этот омар — экологически чистый? — вопрошает Шелби, едва дождавшись, пока уберется официант.
Она с тоской смотрит в тарелку. К счастью, омара, перед тем как готовить, тщательно отмыли, и он бодро розовеет в окружении маслин и лайма.
— Да успокойся наконец! Зверьку уже все равно.
— Видишь ли, Ви, я была на волосок от смерти. И знаешь, о чем я успела подумать, пока летел чертов шар? О том, что через несколько секунд у меня по лицу будут бегать огненные ящерицы — тысячи ящериц — и кожа будет плавиться.
— У тебя богатое воображение.
У меня, надо сказать, тоже, только я не даю ему разыграться.
— Нет, Ви, ты только подумай. — Шелби цепляет кусок омара на вилку и потрясает им, как копьем. — Подумай, что мы едим. В морепродуктах полно ртути, свинца и токсинов. Да этак я и двадцати пяти лет не протяну.
— Ну так стань вегетарианкой. Только без меня. Я не для того продала душу, чтобы всю оставшуюся жизнь грызть морковку.
Шелби понижает голос.
— Ты когда-нибудь представляешь себе, как твое лицо лижет пламя и кровь выкипает, не успевая капать?
Краем глаза я замечаю, что за соседним столиком едят вишневое фламбе [29]. От слов Шелби лицо пощипывает.
— Нет. Не люблю экстрим, — отвечаю я.
Ви в своем репертуаре — прагматична, рациональна и благоразумна.
— Да, но ведь ты не знаешь, каково там, в аду?
— Наверное, темно. — Провалиться мне, если ей удастся и на меня нагнать депресняк. Я отправляю в рот приличный кусок морского языка, кстати сказать, под великолепным соусом. — Ты умрешь. И никому от этого ни холодно ни жарко.
— Что такое смерть?
— Шелби, чем скорее ты съешь омара, тем скорее отбросишь коньки и наконец-то сможешь ответить на свой вопрос.
— Ви, я же серьезно!
И я серьезно, только Шелби об этом не узнает.
— Жарить тебя не будут, успокойся.
В голосе у меня куда больше уверенности, чем в сердце. Я подозреваю, что в аду ужасно, и постараюсь не попасть туда как можно дольше. К несчастью, даже возможности девятого уровня не делают клиента бессмертным. Так что не верьте голливудским фильмам.
— Ну и о чем вы говорили с Люси?
Шелби отводит глаза. Очень подозрительно.
— Мне звонила Эми. Она сказала, что ты ее продинамила, и просила помочь. Я организую аукцион, Ви. То есть мы с Люси организуем. Ты видела этих теток из общежития? С ними я мигом окажусь на девятом уровне.
28
Деликатес из омара, приправленного маслом из семян перца чили и кусочками острого красного перца (отсюда название «сердитый»), подается на панцире.
29
Десерт из подвергшихся легкой тепловой обработке фруктов, пряностей и подожженного рома.