Во вторник у меня назначена встреча с Кэлом у него в офисе, в стенах Сити-Холла. Здание построено в лучших традициях классицизма. Стук каблуков по мраморному полу под сводами мраморных колонн трансформируется, и эхо ружейных выстрелов преследует вас по всему коридору, распугивая мраморные аллегории Правосудия, сжимающие в обнаженных руках разнообразные предметы, ничего общего с правосудием не имеющие. Среди этих предметов почему-то нет грабель, а ведь именно на них с завидной регулярностью наступает наше Правосудие в неравной борьбе с привилегиями.
Исключением явился процесс над Мартой Стюарт, да и то потому, что подсудимая трубила на весь свет о том, как сохранить репутацию незапятнанной. Не будь она такой занудой, тоже бы вывернулась, как двукратный чемпион в этом виде спорта Майкл Джексон и его многочисленные, хоть и не столь одаренные подражатели.
К черту правосудие. Я уже в приемной Кэла. Секретарша смотрит сквозь меня и цедит:
— Вы по какому вопросу?
— Насчет благотворительного аукциона.
Я тоже умею смотреть сквозь. Главное — не тушеваться.
Секретарша щелкает компьютерной мышью.
— Вашей фамилии нет в списке посетителей мистера Бассано.
— А вы кто такая, чтобы контролировать доступ к телу? Мамаша его, что ли?
— Я при исполнении и не потерплю подобного тона. Мы вас в минуту отсюда выставим, и вы так покатитесь, что ни одно такси не угонится.
Не хватало опуститься до перебранки с шестеркой. Я отгораживаюсь от девицы журналом. Просматривая оглавление, обнаруживаю, что в руках у меня «Ежедневный обзор рынка ценных бумаг», морщусь и бросаю журнал на пол.
Церберша ухмыляется.
Фу! К ноге! Тубо! Сидеть!
Стань любезней хоть на треть!
И чудо происходит. Секретарша расплывается в приветливейшей улыбке и набирает местный номер босса.
— Мистер Бассано, пришла мисс…
(Мы же договорились, никаких фамилий.)
— Так проводите ее ко мне! — рявкает Кэл по громкой связи.
Кабинет Кэла больше похож на кошмарный сон работника стеклозавода. На меня надвигается одновременно не меньше дюжины собственных отражений. Чем больше Ви, тем лучше! Я даже не сразу замечаю Кэла. Лучше бы я его вообще не заметила.
Я поспешно отворачиваюсь.
Нет, нужно взять себя в руки. У меня ведь есть цель. Собравшись с силами, я выдавливаю:
— Кэл, как я рада вас видеть. Какой у вас необычный интерьер. Наверное, дизайнер заложил в эти стены весьма неоднозначный посыл.
— А то! Я слышал, что с помощью стекла можно управлять поведением. Так оно и есть: каждый, кто входит в мой кабинет, несколько минут просто не может понять, где он и зачем он. На пути к успеху все средства хороши, не так ли?
— Да вы коварный мужчина!
Кэл расправляет плечи, но я замечаю, что руки его живут своей жизнью где-то под столом.
— Как я рад, что вы пришли. После нашего разговора я составил список служащих Министерства юстиции, которые хотели бы помочь с аукционом и оказать материальную поддержку. Для начала Регина организует ужин.
— Вот было бы чудесно!
Интересно, если сейчас поймать его за руку, облегчит ли это исполнение замысла Хитрой, Беспринципной Ви?
Одна рука Кэла снова оказывается на столе, другая остается на причинном месте. Я решаю больше не отслеживать его манипуляции, а сконцентрировать внимание на широком безмятежном лбу.
— И все же, Ви, нам до вас далеко. За вашей популярностью никому не угнаться, — говорит Кэл, а сам не сводит с меня глаз, восхищенных глаз.
Видно, что он готов на все.
Я повторяю одно из любимых выражений Эми:
— Добрые дела всегда оставляют чувство глубокого удовлетворения.
Кэл подмигивает:
— Как я вас понимаю!
Я позвонила Эми и наплела, что была за границей, потому что внезапно отыскалась моя сестра-близнец, с которой нас разлучили в младенческом возрасте. Эми повелась и выразила радость по поводу моего возвращения как на родину, так и в проект, потому что — цитирую: «Ви, вы именно та VIP-персона, без которой нам не обойтись».
Я сама едва не прослезилась.
Следующие четыре дня я собираюсь с силами, чтобы позвонить Бланш и возобновить наши воскресные матчи. Пора, думаю я, вернуться к привычному образу жизни, а значит, и к шахматам. Признаюсь, я нервничаю. Меня терзают противоречия: мне хочется, чтобы Люси избавила Бланш от «провалов», но я понимаю: на каждый хороший поступок дьявола приходится его же заподлянка, причем с самой неожиданной стороны. Это и называется равновесием.
Что мне ответила Бланш? Вот что: «Наконец-то ты позвонила! Мне нужен выигрыш, чтобы заплатить за свет, вдобавок Марв сказал, что у него вымогают деньги. От тебя, Ви, моему бумажнику сплошная польза». Теперь вам ясно, за что я люблю эту женщину?
В воскресенье я прихожу в парк с опозданием. Бланш уже сидит за столиком. На ней розовое платье, и это здорово — значит, сердце ее по-прежнему занято Юрием. И браслеты на месте, все до единого.
— Ви, где ты пропадала? Я просто извелась.
— Ой, столько дел! Я ездила за границу.
— Скажи честно, заливаешь?
Бланш — это вам не Эми, ее не проведешь.
— Я тоже о тебе беспокоилась, Бланш. Как у тебя с памятью? Провалы продолжаются?
— Представь себе, нет. Юрий говорит, это потому, что я стала есть больше рыбы.
Бланш кивает в сторону нашего «казака», который смотрит на нее как на свою собственность. Я стараюсь радоваться за Бланш. Я даже выдавливаю улыбку — будто кусок цемента разламываю.
— Конечно, Юрий прав. Рыба очень полезна для мозга.
— Зато ты, Ви, выглядишь ужасно — краше в гроб кладут. Что тебя точит? — спрашивает Бланш, начиная игру королевским гамбитом.
Это жестоко даже с ее стороны.
— У меня все в порядке.
— Думаешь, я не вижу? У меня, между прочим, новые очки, очень сильные. Я вижу получше некоторых молодых. Вот посмотри на то дерево. Спорим, ты не видишь, что в четвертой снизу ветке маленькое дупло?
— Бланш, я прекрасно вижу дупло.
— Ну и слава богу. Так что же с тобой происходит? Из тебя слова не вытянешь. Это ненормально.
— Все нормально.
— Ладно, не хочешь рассказывать — не надо.
Но не проходит и двух минут, как Бланш снова принимается за свое.
— А как твоя мама?
— Лучше. Она ищет квартиру, так что скоро мы перестанем действовать друг другу на нервы. Правда, ее не принимают ни в одно жилищное сообщество — наверное, фейс-контроль не проходит.
Вы, конечно, можете спросить: Ви, почему ты не заставишь какого-нибудь председателя жилищного сообщества принять мамулю? Я и сама об этом думала. И пришла к выводу: у меня — прогрессирующий мазохизм.
— Да, тебе не годится жить с матерью в одной квартире. Выходит, назад во Флориду она не собирается?
— Увы.
— И все же хорошо, когда родные поблизости. Это так важно. А отец не думает переехать в Нью-Йорк?
Я пожимаю плечами.
— Папе сейчас не до того. Он женится.
— Женится? В его-то возрасте? О чем он только думает?
— Понятия не имею.
Браслеты наигрывают старый мотив.
— Так вот, значит, почему ты сама не своя! Конечно: разводятся родители, а страдают дети. Не расстраивайся, Ви, все наладится. Сходи к психиатру.
Я вежливо улыбаюсь: единственное, что можно получить от похода к психиатру, — это следующий уровень. Я делаю ход слоном. Некоторое время Бланш занята только шахматами.
— А как поживает Люси?
— Что ей сделается!
— Ты расторгла тот контракт? Сделка всегда казалась мне подозрительной.
Подозрительной, ха! Бедняжка Бланш смотрит на мир сквозь розовые очки.
— Не расторгла. Это невозможно.
— А что, если Люси связана с криминалом? В Нью-Йорке свирепствует бандитизм. Не удивлюсь, если они теперь стали вербовать и женщин.
С минуту я размышляю. У Люси нет ни сердца, ни совести, но она преследует не только и не столько корыстные цели.