Я аккуратно кладу бумаги на стол и с невинным видом пригубливаю вино. И тут — боже! — бокал выскальзывает из рук Ви, и вино заливает все окрестности. Скверная, гадкая Ви! Похоже, мне понадобится помощь (Паоло должен стать свидетелем неосторожного обращения Кэла с вином).
Я выглядываю за дверь.
— Паоло! Подойди на минутку!
— Ви? Вам помочь?
Это не Паоло. Это Кэл. Принесла нелегкая. Ладно, слегка скорректируем план. Кэл не спеша заходит в кабинет. Но куда девается его флегматичность, когда он видит залитый вином стол!
— Что вы наделали! На платье небось ни капли не попало!
Я промокаю бумаги салфеткой.
— Кэл, простите меня. Красное вино ничем не выведешь. Мне так стыдно!
— Давайте помогу.
Кэл достает белоснежный носовой платок.
— Господи, какая же я неуклюжая! — щебечет Вероломная Ви.
В следующую секунду она уже мысленно произносит заклинание.
Имплантация воспоминаний всегда происходит очень быстро. Кэл берет отчет и пялится на цифры. Лицо у него каменеет.
— Боже!
— Что-то не так? — лепечет Невинная Ви, хотя ей хорошо известно: в эту самую минуту вся система ценностей Кэлвина рушится как карточный домик.
Кэл промокает отчет, читает, перечитывает и вновь промокает. Кэл мрачнеет. До него начинает доходить правда (та, которая выгодна Гадкой Ви). Наконец он поднимает глаза. Такой взгляд мне уже доводилось видеть — в баре перед закрытием, часа в четыре утра.
— Да что произошло?
Глаза у Кэла становятся квадратными.
— Кэл! — Приходится щелкнуть пальцами у него перед носом. — Что с вами? Не говорите, что инфаркт.
Мне только Кэлова инфаркта не хватало. Добрая Ви не собирается вредить ничьему здоровью, она лишь хочет отмазать Кимберс и Марва.
— Я не верю своим глазам! Боже! Я не верю своим глазам!
— Кэл, ответьте наконец, в чем дело?
От волнения я почти перехожу на визг.
— Я это сделал. Как я мог?!
Кэл бьется головой о стол.
— Кэл. — Я нежно касаюсь его руки. — Кэл, это красное вино. Его ничем не вывести, можете мне поверить. Не касайтесь стола, а то испортите… свою стильную сорочку.
— Ви, не надо меня утешать. Вы такая милая. Но мне нет оправдания. Не понимаю, как я, призванный стоять на страже справедливости, мог наделать таких дел! Будто последняя финансовая проститутка!
Черт, это чувство вины. Кэл наверняка католик. Как же я не учла такого поворота событий? Соображать приходится со скоростью звука.
— Кэл, никто ведь не узнает. Пусть это будет наш маленький секрет.
— Да, но как мне жить дальше? Какими глазами я буду смотреть на себя в зеркало?
Честно говоря, понятия не имею, какими глазами он смотрел на себя в зеркало до сих пор. Но что взять с Черствой Беспринципной Ви?
— Все уладится, не волнуйтесь.
Кэл смотрит на меня взглядом шестилетнего ребенка, который впервые понял, что мамочка говорит неправду.
— Нет, не уладится.
— Хорошо, давайте разберемся. Ваш поступок слегка выходит за рамки того, что вы привыкли считать законным. Но мы ведь не в тоталитарном государстве живем. — Я присаживаюсь на край стола (естественно, так, чтобы не испачкаться вином — на мне платье от Шанель). — А иначе как бы нам удалось настолько преуспеть?
Кэл качает головой. Черт. Эта фраза в устах Люси всегда срабатывает, а я чем хуже?
— Мы преуспели, но мы не нарушали закон. В нашем обществе каждый может добиться успеха, если будет трудиться в поте лица.
Вот уже два года как я забыла, что значит «пот». Роскошная обстановка наводит на мысли, что Кэл тоже не горел на работе. Он просто лжет.
— Кэл, оглянитесь вокруг. Вы же не хотите сказать, что купили усадьбу на деньги, сэкономленные на завтраках? Закон обходят все. Буквально все.
— Я купил акции «Майкрософт» по десять баксов, «Интел» — по семь, а еще «Гугл» во время первичного размещения. Я закон никогда не обходил.
Ну-ну. И он думает, что Ушлая Ви ему поверит?
— Но один-то раз случилось! С «Синрон», — напоминаю я, чтобы незаметно подвести его мысли об изменении меры пресечения Марву и Кимберс.
— Я должен ответить за все по закону. Это будет только справедливо по отношению к тем, кого я упрятал за решетку.
— Ни за что!!!
Я спрыгиваю со стола, позабыв про платье (видите, как сильно я разволновалась!).
— Кэл, вы не можете сесть в тюрьму. У вас дочь. Подумайте, что будет с Региной! А сколько еще преступников гуляет на свободе! Кто, кроме вас, их обезвредит? Кто будет охранять закон и порядок?
Откуда у него эта склонность к самопожертвованию? Никогда ничего подобного не видела.
— Поймите, Ви, я не смогу с этим жить. Я должен во всем сознаться и понести наказание по всей строгости закона. — Кэл встает из-за стола. Я изумленно смотрю на его мясистое лицо с двойным подбородком.
Впервые за толстыми щеками я вижу силу и твердый характер. Почему до меня такие вещи всегда доходят как до жирафа? Ах да. Я же плохая. Совсем забыла.
Однако, несмотря на всю свою аморальность, я не допущу, чтобы Кэл отправился за решетку. Я не могу этого допустить. Я проглатываю нечто, вероятно гордость, а может, и нет. Что бы это ни было, оно колом стоит где-то в районе желудка (глотательные движения не удаются тем, у кого самомнение лезет изо всех щелей).
— Кэл, дайте мне взглянуть на бумаги.
Он автоматически протягивает документы, но внезапно передумывает и вырывает пачку у меня из рук.
— Нет, нельзя. Это вещественные доказательства.
Великомученик Кэлвин сам лезет в петлю.
Но прежде чем на его толстой шее затягивается веревка, в кабинет врывается Паоло.
— Где ты пропадал? Ты должен был быть здесь еще десять минут назад! — говорю я, надеясь, что Паоло не проболтается насчет плана.
Паоло, кстати сказать, с ног до головы от Либераче (с того дня, как о нем написала Люси, работать с этим псевдогомиком невозможно). Пелерина развевается за спиной, волосы прилизаны.
— Противный! — разоряется Паоло. — Ты по собственной прихоти столько крутых перцев за решетку упек, а у самого рыльце в том же пушку! — Паоло снимает перчатку и дает Кэлу пощечину. (Надо будет ему сказать, что перчатки — уже не последний и даже не предпоследний писк моды.) — Ты должен всем объявить амнистию!
Я успеваю схватить Паоло за руку прежде, чем он стягивает вторую перчатку.
— Умерь свой пыл.
Паоло намеков не понимает, а может, просто погряз в роли.
— Я этого не допущу. Подумай о своей дочери. Регина такая чувствительная, она не вынесет позора.
Я наступаю шпилькой Паоло на ногу (итальянские лайковые туфли) и выхватываю бумаги из Кэловых лап.
Прежде чем кто-либо (включая меня) успевает хоть что-нибудь сообразить, я чиркаю спичкой.
В глазах Паоло ужас.
— Рыба моя, ты с ума сошла! Это же вещественные доказательства!
Кэл вырывает у меня тлеющие документы.
Срабатывает противопожарная сигнализация. С потолка течет пена. Огонь гаснет, но я не сдаюсь. Я запихиваю документы (подгоревшие по краям и сырые) в уничтожитель бумаг. Если вы когда-нибудь пытались скормить автомату с кока-колой мятый доллар, вы понимаете, каково мне приходится. Я рву бумаги (вот уж действительно, рукописи не горят). Кэл пытается мне помешать. Он сильнее, зато я умею колдовать. Раз-два-три, гигантская жаба, замри! (Управление поведением.) Лишь после того, как Кэл временно обезврежен, Паоло решается вступить в потасовку.
— Что ты делаешь? Этот сукин сын должен за все заплатить!
— Паоло, он ни в чем не виноват. Ты что, забыл?
— Ви, не надо воспринимать все так буквально. Не поверю, что Кэл без греха.
— В тюрьму он не сядет. Тем более за то, чего не делал.