Выбрать главу

Русский человек пишет на заборе слово «хуй» совсем из других побуждений. Издревле на Руси (со времен Ярослава Мудрого) это слово на заборе пишут не только и не столько подростки (подростки здесь наиболее близки к нигерам), но и взрослые – отцы, а иногда даже деды, уважаемые на работе и в обществе люди. Почему они это делают? Когда взрослый человек пишет на заборе слово «хуй», он имеет в виду, конечно, не хуй, предмет хоть и радостный, но обыденный и понятный. Он говорит о себе – предмете непонятном и чаще всего безрадостном. Он дает себе наиболее точное и емкое определение. Русский человек поступает честно, когда таким образом признает, кто он есть на земле, тем более что, как правило, в этот момент его никто не видит, а это всегда облегчает честность признания перед самим собой и Богом. Некоторые русские люди, а именно они наиболее интересны автору, так как они и есть герои, напротив, пишут на заборе, когда их все видят. В этом есть мужество. Слово «хуй» на заборе – это всегда крик, обращенный в космос, это протест, это осознание собственной малости в сравнении с раскинутой над головой насмешливой бездной.

Вот в таком смысле все это видится.

Малые частицы

Но потом автор понял, что все это сложно и что все это тем более отпугнет неподготовленного читателя и издателя. Почти потеряв надежду найти выход из этой ситуации, я даже позорно размышлял, не замаскировать ли слово «хуй» каким-то не обидным, приемлемым и для издателя, и для читателя образом – так, чтобы смысл оставался ясен, а внешняя грубость термина ушла. Вертелись в голове такие модуляции, как, к примеру, «хуц». Например: Онегин положил свой бледный хуц на светский Петербург. Вроде бы и довольно понятно, и вместе с тем не грубо. Хуц – в этом даже есть какая-то интеллигентность, это даже похоже на фамилию какого-то физика-еврея. Так и видится статья в «Педивикии», Торе для леммингов: «Иосиф Израилевич Хуц, академик, друг и соратник академика Иоффе». Фотография: бородка, над ней взгляд печальный, чуть тухлый от формул. Хуц всю жизнь работал как проклятый, чтобы на закате, уже перед смертью, открыть, вывести на кончике карандаша новую малую частицу. Это престижно, считается у физиков, – на кончике карандаша вынуть из тьмы какие-то частицы, столь малые и жалкие, что никому, кроме открывателей, они и не нужные, но важные для понимания законов Вселенной.

Иосиф Израилевич открыл новую малую частицу, позвал ученика Борю, показал ему эту частицу, все про нее объяснил, подарил Боре микроскоп, дошел до своего любимого диванчика без одной ножки и умер. Да. Так оно чаще всего и бывает: для понимания законов Вселенной нужно найти частицу, самую малую и жалкую. Автор находит это печальным. Открыватель находит частицу, но счастья от открытия ощутить не успевает, силы покидают его – слишком много он отдал их науке. По концовке ученый гибнет. А частица, открытая им, живет. Автор находит это все… нет, не просто печальной, а подлинно трагической хуйней.

Итак, хуц. Но – нет и еще раз нет. Есть в этом что-то стыдливое, позорное; это как прикрыть хуй Джима Моррисона фиговым листком – что хоть и придало бы Джиму определенную античность, но порядком огорчило бы его. И тогда автор принял мужественное решение смотреть правде в глаза. Это страшно, но честно. Поэтому здесь и далее хуй в тексте будет фигурировать как хуй, а не как физик И. И. Хуц. Да, таким решением автор решительно отсекает многомиллионную армию неподготовленных читателей и издателей, сделав ставку на подготовленных, а их мало. Но в этом есть героизм. О героях моральное право говорить имеет только герой.

Мосфильм

Продолжая разговор о героях и просёре, нельзя не вспомнить тусовку Олега Даля, Владимира Высоцкого, Василия Шукшина. Это была крепкая водочная туса. У них просто не было мазы взять ЛСД, как у Джима Моррисона, потому что в буфете Мосфильма ЛСД не продавали, и они убивались водкой. Водка – короткий путь к успеху. Герои идут прямо к цели. Герои не виляют жопой, как пидарасы. Потому что только у пидарасов целью может быть жизнь и все ее блага. Цель героя – смерть и все ее блага. Посмертная слава, посмертные издания, посмертные гонорары для пидарасов-наследников. Характерно, что герои никогда не могут воспользоваться благами своей цели. Поэтому они – герои.