В тишине и темноте мне не захотелось окликать Бендера из-за тех, кто двигался внизу, поэтому я наощупь молча пробирался среди скал и волновался, вдруг Олег услышит моё приближение и выстрелит. Из-за этой мысли я, внутри себя, жестко крыл матом чуваков, топотавших по склону, и планиды, сошедшиеся над Зубом Дракона. По их дурацкой прихоти я вынужден был щемиться на укрепления, построенные собственными руками, из которых меня могли пристрелить мои собственные друзья. Более неблагодарной участи придумать было сложно. Нам загодя следовало предусмотреть подобную ситуацию и договориться о совместных действиях, чтобы не поубивать друг друга, но мы не подумали заранее, и я оказался в обстановке, когда оставаться на Третьей точке было опасно для здоровья и идти на доклад тоже нехорошо. Вот она — горькая доля солдатская.
По итогу я прокрался на Вторую точку без эксцессов и стрельбы, как Чингачгук в лагерь гуронов, застал Хайретдинова в бодрствующем состоянии и доложил:
— Тарищ прапорщик, у нас под постом слышно движение. Видимо идут несколько десятков человек.
— Я понял. — Хайретдинов взял автомат. — Пошли, покажешь, кто там движется. Потом доложу по рации, если всё так, как ты говоришь.
Ну да, правильно, мало ли, кто чего докладывает командиру. Если есть возможность убедиться лично, нормальный военный должен пойти и убедиться. Кто-то из умных сказал: «Командир не должен доверять двум типам людей: первому и второму». Хайретдинов знал эту мудрость, прибыл на Третью точку, высунул голову через бойницу АГСа и послушал темноту. Затем втянул голову обратно на территорию поста, шепотом поставил нам с Мишей задачу:
— Смотрите тут в оба. Я мигом к рации, доложу и вернусь. Если эти, внизу, не кинутся на штурм, то огня не открывать. Они параллельно нашему хребту идут, не трогайте их, пока я не приду.
Классно сказал Командир! У меня от этого «не трогайте» распрямился позвоночник, я стал выше ростом и шире в плечах. А то крался, сгорбившись, к Бендеру на пост, трясся, как бы не «засветиться» перед чуваками и не подтолкнуть их к желанию проверить «какая группа крови у этого гринго». Или у этого кяфира, разница невелика.
Хайретдинов ушел между скал к радиостанции. Вернулся довольно быстро. Ну да, вряд ли захочется потравить с «Графиком» анекдотов, когда под постом движется несколько десятков человек.
— Должны быть наши. — Сказал мне и Гидроквасу Хайретдинов, затем снова высунул голову через бойницу АГСа и заорал вниз, в темноту:
— Эй, там, внизу! Стой, кто идёт! Пароль — три!
Если кто-нибудь в ущелье Хисарак попытается сказать, что не услышал голос Хайретдинова, не верьте в эту ерунду. Все, кому надо, всё услышали. Даже кому не надо, тоже услышали.
Внизу, под постом, сделалось тихо. Не стало ни шагов, ни шуршания камней… ни ответа на пароль. Притаились, детский сад, ей-богу! Как будто на склоне в 65 градусов можно спрятаться от нашего Прапора. На Зубе Дракона от Хайретдинова не уйдёшь!
— Эй, внизу, мать вашу! Я не на базаре, торговаться не буду! Если сейчас же не ответите, то впендюрю!
Внизу пацаны распространяли зловещую тишину. Хайретдинов сидел возле АГСа и прислушивался.
Через пару минут под постом снова зашуршали камни.
— С Хайретдиновым в кошки-мышки играть?! — Заревел Прапор через бойницу. — А ну, отозвались!
Внизу опять всё стихло. Прапор снял с предохранителя АКСУ, высунул в бойницу, направил вдоль склона.
— Ну, пацаны, вы сами себе подписали приговор, получайте!
— ТА-ТА-ТА-ТА-ТА-ТА-ТА-ТА! — Загрохотал АКСУ длинной очередью.
Со склона под постом, из двух разных точек, раздались два разных звука. Из середины колонны кто-то заорал душераздирающим воплем:
— А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!
Другой персонаж крикнул из головы колонны борзым командирским голосом:
— Прекратите огонь! Девятая рота движется!
Хайретдинов перестал стрелять, снова заорал в бойницу:
— А какого хрена Девятая рота не отвечает Коменданту поста? М?
— Мы звукомаскировку соблюдали! Теперь всё, конец звукомаскировке. Теперь к вам на пост будем подниматься, на ночёвку остановимся.
Пацаны снизу принялись карабкаться к нам наверх, а Хайретдинов пошёл по Зубу Дракона предупредить своих часовых. Ясный пень, что все всё слышали, но мало ли что, лучше пройти и предупредить.
Минут за десять пацаны закарабкались к нам на вертолётку, сорвали «сигналку», которую я выменял на испорченные сухари. Пацаны тяжело дышали и сильно потели от натуги, поэтому за «сигналку» мы почти не обзывались. Гранату же, поставленную на растяжку, мы сняли сами. Не столько её было жалко, сколько пацанов.